Некоторое время он сидел молча, с колотящимся сердцем, и лишь через несколько минут стал приходить в себя. Он с удивлением обнаружил, что пуговицы на его рубашке расстегнуты, что и ремень, его брючный ремень из толстой кожи висит свободно, пряжка отброшена...

— Ни фига себе, — пробормотал он и начал спешно приводить в порядок рубашку и брюки. Только сейчас он понял, по какому телефону позвонил, куда попал, с кем разговаривал, на чьи чары так неосторожно поддался. Это был телефон бюро интимных услуг. Ну, что ж, у них там наверняка есть определитель номера, и вскорости надо ожидать счет за доставленное удовольствие.

Но звонок раздался уже через минуту.

— Да! — отрывисто сказал Андрей.

— Ну что, мой мальчик, тебе было хорошо со мной? — спросил тот же голос с хрипотцой.

— Да, спасибо, — пробормотал Андрей, — Я могу задать вопрос?

— Слушаю тебя, любимый!

— Меня интересует женщина, изображенная на снимке в газете... Я бы хотел поговорить с ней.

— Она тебе понравилась? Считай, что это была она. Позвони мне как-нибудь, ладно? Меня зовут Наташа, не забудь, Андрюшенька. У тебя совершенно потрясающее тело, а твои соски я готова целовать всю ночь...

— Я тоже! — Андрей положил трубку, поняв, что так он ничего не добьется.

Пафнутьев предложил ему другой путь, более короткий, надежный и не столь авантюрный. Да и дешевле — на подобных звонках можно запросто разориться.

* * *

Уже вечерело, когда Андрей вышел из дому. Солнце село, и лужи на асфальте тут же затянулись легким хрупким ледком. Ледяные иглы как бы пронзали лужи из конца в конец и посверкивали в свете уличных фонарей. Большой дом, облицованный керамической плиткой, был недалеко, Андрей добрался до него пешком за пятнадцать минут. За это время у него сложился план действий. Надо пройтись по тому подъезду, в котором жил старик, причем выбирать квартиры, в которых обитали еще прежние хозяева, знавшие старика.

Положив фотографию в наружный карман куртки, чтобы она была под рукой, Андрей вошел в подъезд, сверив по своему списку, составленному в домоуправлении, какие квартиры ему требуются. Поколебавшись, нажал кнопку звонка на первом этаже. Дверь долго не открывали, в квартире слышалась возня, будто там готовились к отражению нападения, и, наконец, густой мужской голос произнес из-за двери:

— Кто?

— Андрей.

— Какой Андрей?! — его настороженно рассматривали в глазок, явно ожидая какой-то пакости.

— Хороший Андрей.

— А чем докажешь?

Подумав, Андрей вынул из кармана фотографию И поводил ею перед глазком.

Человек за дверью наверняка ничего не видел, но дверь приоткрыл. Правда, совсем немного да еще подстраховавшись стальной цепочкой. Это был громадный детина в растянутой тельняшке и штанах на резинке. Из-за его спины выглядывала женщина со спутанными волосами, а уже у ее подола посверкивали детские глаза.

— Ну? — сказал мужик.

Андрей молча показал фотографию.

— Порнуха? — спросил мужик, смягчаясь. — Снимки продаешь? Почем? — он протянул руку.

— Ищу эту красавицу... Ты не на грудь смотри, ты в глаза ей смотри. Она бывала в этом доме. В этом подъезде. Узнаешь?

— Грудь, вроде, знакомая, — ухмыльнулся мужик. — Где-то я видел эту грудь, может быть, даже в руках держал...

Договорить он не успел — кудлатая женщина с неожиданной силой и решительностью отодвинула его в сторону, выхватила у Андрея снимок, всмотрелась в него и тут же протянула обратно.

— Надька, — сказала она. — Надька Чувьюрова. — Отец ее живет здесь на два этажа выше... Замели недавно за попытку убийства.

— А она?

— Одного поля ягода.

— Так, — Андрей даже не заметил, как в затруднительных случаях стал произносить словечко Пафнутьева «так». — А вы давно ее видели?

— Не живет она здесь. Съехала.

— А она...

— Не бедствует. В мехах ходит, в «мерседесах» ездит, шампанское пьет. Сама видела. Вот тебе крест! — и женщина яростно перекрестилась, с силой тыкаясь пальцами, собранными в щепотку, в лоб, в плечи, в живот.

— И вы можете сказать...

— Могу. Холостая. От ребенка избавилась. То ли сунула кому-то на прокорм, то ли еще что сотворила... У нас, вон, в мусорном ящике недавно младенца нашли.

Вынули — еще дышал. Потом помер. Не выдержал, бедолага, суровых жизненных условий.

— Чего не выдержал? — Андрей чувствовал, что теряет нить разговора, что рыжекудрая тетка явно опережает его по скорости произнесения слов.

— Жестокого обращения. А кто выдержит? Ты выдержишь? И я не выдержу. И он не выдержал. В целлофановом мешке нашли. Мешок фирменный, Алла Пугачева на нем изображена в лучшие свои годы, еще когда пела и плясала, а не якшалась с этим мохнатым... Как его... Каркающая у него фамилия...

— А Надежда...

— Чувьюрова? Надежда умирает последней, — произнесла тетка странные слова и расхохоталась, показав желтоватые пеньки зубов. — Не пугайся, пошутила. В соседнем подъезде есть квартира, семьдесят первая. Там живет ее подруга... Та еще подруга, но ты не пугайся. Дуй к ней, может, повезет. Как в песне поется...

Пусть кому-то повезет, а кому-то нет. Тебе повезет, ты везучий.

— Вы так думаете?

— Колдунья я. Понял? Могу приворожить, сглаз снять, порчу навести... И беру недорого. Можно натурой. Ну, как? Сговоримся?

— Если прижмет — приду, — улыбнулся Андрей.

— Жду! — и колдунья с грохотом захлопнула дверь перед самым его носом...

Подруга Надежды Чувьюровой оказалась не столь подозрительной, впрочем, причина того, что она сразу открыла дверь, могла быть и в другом — ей нечего было бояться, квартира была почти пуста, а сама она недостаточно хороша, чтобы внешние данные могли причинить ей в жизни какие-то неудобства. Широко распахнув дверь, она отступила в глубину коридора и сказала, почти не взглянув на Андрея:

— Входите.

И он вошел, проследовав вслед за женщиной в комнату.

— Вы, наверное, от Нади? Это она вас прислала?

— Можно и так сказать, — Андрей мучительно пытался найти нужные слова, но женщина поняла свою ошибку и насторожилась.

— Вы кто?

— Меня зовут Андрей, — он улыбнулся, почти как в прежние годы, смущенно и доверчиво. Надо же, улыбка подействовала. Значит, что-то в нем осталось живого, значит, не все еще вымерло в нем.

— Не сразу, но я догадалась, что вы из других... — она помялась. — Вы немного не такой.

— Обычно приходят другие?

— Скажите уже, наконец, кто вы и что вам нужно? — женщина улыбнулась, пытаясь смягчить жесткость своего вопроса. Она была светлой, с гладкими короткими волосами, смотрела чуть исподлобья, может быть потому, что была слегка сутуловата. Впрочем, сутуловатость ее была скорее не в фигуре, а от незначительности в жизни, это тоже придавливает.