Итак, каждое утро тренировок с Тьерром превращалось для Тани в кошмар, зато по вечерам во дворце часто играла музыка и устраивались танцы. Таня обожала эти вечера, когда, сидя в уголке великолепного зала, она слушала дивные мелодии и смотрела на скользящие по паркету пары. Её уносило в прошлое, с головой накрывало ностальгией, заставляя возвращаться мыслями в те времена, когда она вот также плыла в медленных па или крутилась в искрометной пляске. Иногда ей так нестерпимо хотелось покружиться под музыку, что порой она не выдерживала и обегала зал, совершая скачки в такт музыке и ритмично помахивая хвостом, вызывая веселье у всех танцующих.

— Моя Мия — меломан, — улыбался Люк и у Тани замирало сердце от его искренней, любящей улыбки.

«Нужно принять всекосмический закон, запрещающий улыбаться таким сногсшибательным красавцам! Будь я девушкой и ухаживай за мной такой невероятный парень — влюбилась бы без оглядки! А спустя год рыдала бы горькими слезами, пожиная плоды приворота и жгучей ненависти Люка за этот приворот, — осознавала Таня. — Даже хорошо, что я собака: никаких глупых надежд, никакой ответственности за преступление Набарра, чёткое осознание реальности и разумные планы на будущее. Трудные занятия с невыносимым Тьерром помогут мне в будущем куда больше, чем те призрачные надежды, что питали девочки, соглашаясь на эту афёру: мол, принц успеет за год по-настоящему в них влюбиться и простит приворот! Ха, как он сможет влюбиться, если из-за этого приворота он вообще настоящую меня не замечает? Скорее Тьерр проникнется ко мне искренней симпатией, чем Люк, который полностью ослеплён любовной магией».

Но пока приворот держался, внимания со стороны ослепительного эльфа Тане доставалось много. Люк всегда брал её с собой на прогулки, и они ходили по берегам реки, вместе сидели на красивом беломраморном мосту, глядя на бегущую воду, бродили по опушке леса. Люк порой тихонько напевал мелодичные песни своим красивым голосом и демонстрировал магические умения: закручивал воду мелкими буранчиками, а в лесу подпитывал противопожарную магическую защиту леса — живые растения в этом лесу не горели даже в сильном пламени. Таня наблюдала, как Люк проверяет пожаростойкость деревьев, закидывая их сгустками огня: пламя стекало на землю, обращало в пепел сухие веточки, валяющиеся тут и там, и мирно гасло на зелёной траве. Люк широко улыбался, в его запах вплетались тонкие нити удовлетворения и спокойствия — лорд искренне любил живую природу своего мира. Охотиться в его владениях позволялось лишь на тех зверей, популяции которых начинали слишком разрастаться, угрожая вымиранием других видов фауны в этих лесах. Границы владений были обозначены магической оградой: высоким мерцающим энергетическим барьером, к которому Тане запретили близко подходить.

— Нельзя! Опасно! — строго сказал Люк, когда Таня попыталась обнюхать необычный «забор», и она благоразумно послушалась предостережения.

Если не считать невыносимого изверга Тьерра, то отношения у Тани с самого начала не сложились только с одним обитателем дворца — любовницей хозяина Каритой. Началась их взаимная неприязнь с того дня, когда на Таню надели новый ошейник из золотых пластинок, украшенный большими самоцветами и с эмблемой рода Люка в центре оправы. Карита впервые увидела этот ошейник, явившись вечером в покои Люка. Красотка будто не поверила своим глазам, а потом от неё повеяло такой злобой, что Таня невольно вскочила и залаяла.

— Ну-ну, собачка, не гавкай. Подойди ко мне поближе, — с притворной улыбкой процедила любовница Люка и поманила Таню пальчиком.

Таня поняла слова «ко мне», но кто ж в здравом уме подойдёт к зовущему, источающему такую злость? Вопреки приказу Таня попятилась и на всякий случай оскалила белые острые клыки, утробно заворчав в качестве предупреждения.

— Чем ты так раздразнила мою Мию, что она лает и рычит на тебя? — гневно рявкнул ворвавшийся в комнату Люк.

Причину и смысл дальнейшего скандала Таня не поняла до конца, сообразив лишь, что он как-то связан с её новым ошейником. Карита была на несколько дней выгнана из покоев Люка и вернулась впоследствии тихой, неразговорчивой, старательно не обращающей внимания на Таню. Странные были отношения у них с Люком: с обеих сторон полнейшее равнодушие, как у деловых партнёров — Карита имела очевидный финансовый интерес, а у Люка всегда была под боком красивая и некапризная особа женского пола.

«Не моё это дело — судить об их взаимоотношениях. Люк в общении со всеми людьми эмоционально холоден, даже к родственникам относится ровно. Встреча с лисой на опушке пробуждает в нём больше положительных эмоций, чем разговор с родной сестрой, хоть та очень милая девушка. Только в лесу синеглазый эльф полностью расслабляется, и в его запахе проскакивают мятно-сладкие нотки. Порой мне кажется, что будь я девушкой, приворот не сработал бы в полную силу», — думала Таня.

Спустя еще день Люк вручил Карите красивое богатое ожерелье, и любовница умело изобразила бурную радость. Таня, как и Люк, поверила бы в её искусное притворство, если бы не собачий нюх. Любовница пахла тайным злорадством, лёгким страхом и смотрела на Люка так, словно давным-давно успела ему отомстить за все его грехи в их отношениях.

Время потихоньку шло. Тело Тани благодаря тренировкам становилось сильнее и выносливее, она могла бежать вдоль берега реки без устали на протяжении многих километров, могла обогнуть по периметру все обширнейшие владения Люка и не упасть потом без сил. Её шерсть подстригли короче, чем раньше, чтобы не приходилось постоянно вычёсывать колючки и колтуны из длинных свисающих прядей, и Таня могла теперь спокойно пробираться сквозь кусты, не рискуя запутаться в них чересчур длинной шерстью. Словарный запас её тоже быстро пополнялся, она начала понимать простые короткие предложения, часто используемые в быту, а самое важное — разобралась в знаках согласия и несогласия, принятых в мире Люка. Если человек повёл плечами, то это означало «да», а отрицательный ответ у эльфов выражался в нервном подергивании ушей, у людей же — в любом резком наклоне их головы: хоть в сторону, хоть вперед-назад. Осталось получше изучить язык — и можно пытаться обратить внимание на свою разумность, подавая знаки «да» — «нет».

«Плохо то, что поводить плечами в собачьем теле невозможно, во всяком случае так изящно, как это делает Люк. Если я буду встряхиваться — это сойдёт за „да“? Понадеемся на догадливость моего будущего „собеседника“, а пока усиленно учим язык! Слишком сложные вопросы мне придётся понять правильно, чтобы донести до людей сведения о преступлениях Набарра».

Много дней уже Таня жила во дворце Люка. Она не старалась вести точный учёт дням, но по ощущениям — прошла пара месяцев. В стране Люка за этот срок не наметилось никаких погодных изменений: либо год на этой планете тянулся куда дольше земного, либо здесь, как на Канарских островах, царствовала вечная весна. Буйная зелень травы и деревьев не становилась тусклее и желтее, все цветы раз за разом покрывались новыми бутонами взамен увядших головок, листва и не думала покидать кроны деревьев. Когда спустя еще три десятка дней Таня увидела, что плодовые деревья в саду, с которых только-только собрали урожай, вновь зацвели и выкинули свежие завязи, она признала, что зимы в этом краю не бывает. Её русской душе не слишком понравился такой вывод, но отсутствие снега — еще не конец света. Важнее, что во дворце она стала своей. Её любил не только Люк — её обожали все дети, бросаясь к ней с радостным визгом, стоило показаться в зоне видимости их зорких глазок.