— Со вторым вопрос решим. С первым сложнее. Я предлагаю такой вариант. Полная амнистия, прощение всех долгов, но при условии, что все они пройдут осмотр у психолога и, если им назначат курс психокоррекции, он должны будут его пройти.

Я вздохнул.

— Это вопрос безопасности, — сказал император, — я не могу подвергать риску людей и не могу допустить, чтобы ваши бывшие коллеги вернулись к терроризму, несмотря на все обещания. Психокоррекция — некоторая гарантия спокойствия.

— Если они пообещают — они не вернуться.

— Это только ваше мнение.

— Я знаю своих людей.

— Не думаю, что всех.

— Ладно, я передам. На ОЦ они могут рассчитывать?

— Я проконсультируюсь у Ройтмана. Скорее всего, будем решать с каждым, в индивидуальном порядке.

Я вернулся в РЦ окрыленным. Как быстро я забываю обиды, оказывается. Психокоррекция что ли?

— Вы только занятия не бросайте, — улыбнулся Кастальский.

— Ни в коем случае.

Я жил в Центре третий месяц. Учиться после двадцатилетнего перерыва оказалось тяжко, но только поначалу. Я быстро понял две вещи. Во-первых, смутные воспоминания о программе первого курса истфака оказались не такими уж смутными и планомерно всплывали у меня в голове по мере штудирования учебников и просмотра лекций. Во-вторых, шесть с половиной лет в ПЦ, когда от меня отстали с препаратами и БПшником, и я смог безвылазно торчать в местной библиотеке, тоже оказались не потерянными. Знаний было как в хорошем архиве. Только систематизировать.

Так что первую сессию на истфаке я благополучно сдал через два месяца. Причем все на отлично. Один преподаватель был особенно доволен, и очень хвалил мою курсовую по истории колонизации Кратоса. И выразил надежду, что будущие мои книги будут не только увлекательными и остроумными, как история Тессы, но и менее дилетантскими.

Кастальский был в восторге. «Анри, — сказал он. — если с правом будет такой же результат, я отпущу вас в Лагранж на две недели».

Сдавать сессию на юридическом я собирался еще через месяц, летом.

После сессии на истфаке, на радостях, Дмитрий разрешил мне пить, но не крепче десяти градусов. Событие отмечали всей группой в одном из маленьких ресторанчиков на Озерном. Я не любитель пива, и с наибольшим удовольствием взял бы сухое вино, но публика была не винная, да и в разрешенный градус с вином не уложишься. Так что компания потребляла эту горькую ячменную дрянь, правда за мой счет, и потому самую дорогую, темную и гордо именующуюся элем. Зато я увлеченно чередовал сидр с пуаре. Так увлеченно, что нарвался на нотацию от Кастальского.

— Анри знайте меру, — сказал он. — Вам еще право сдавать. Давайте так, не больше двух кружек в день не больше двух раз в неделю.

— Кружки разные бывают, — заметил я.

— Я вам лимит выставлю на имплант, не ошибетесь.

Никаких санкций не последовало, поскольку я ничего не нарушил. А как сигналит имплант при превышении лимита я так и не узнал. Вылазка в компании была для меня скорее исключением, чем правилом. Я ждал посланца РАТ, а общество наемного убийцы, махдийского террориста и бывшего гангстера было явно лишним на этих переговорах. Так что обычно в Озерном я ужинал один. А я же не горький пьяница, чтобы напиваться в одиночестве, так что одной кружки пуаре мне хватало за глаза.

Пока я ждал этого визита случилось еще одно важное событие. Точнее даже два. Во-первых, ко мне приехал Артур. В общем-то, он дисциплинированно навещал меня минимум раз в месяц, но этот был особенным.

— У нас с Мариной в сентябре свадьба, — объявил он. — Будешь?

— Если отпустят.

— Я сказал, что без тебя никак. Леонид Аркадьевич обещал все устроить.

— Тогда конечно.

Мы сидели на белом песке пляжа под соснами, давшими острову название. Вода здесь холодная, но в первой половине лета окунуться можно. И мы решились. Даже отплыли от берега метров на двадцать под закатные фиолетовые облака.

И я был почти счастлив.

После визита Симона прошло почти полтора месяца, я устал ждать и начал терять надежду. Ужинать в Озерном в одиночестве в том самом кафе меня заставлял стыд. Как же так: обещал Хазаровскому и не сделал?

Для глициний в Озерном было слишком холодно, зато город наполнял аромат цветущих лип. Пять дней до сессии. Я уже две недели не пил вообще, и чаще появлялся в другом кафе, поменьше и поспокойнее. Здесь можно было погрузиться в учебники, так что никто не мешал. В конце концов, если меня нашли там, найдут и здесь.

Я не ошибся.

— У Вас свободно?

Я поднял голову.

Надо мной нависал здоровый бородатый мужик. Бывший клиент РЦ что ли? Я раздумывал, как лучше его послать. Но голос! Что-то неуловимо знакомое в голосе.

— Не узнаешь, Анри? — очень тихо спросил он.

Бледные тонкие губы чуть улыбались сквозь бороду. Я мысленно убрал ее. И добавил к губам сигарету.

— Узнаю. Садись Ги.

Ги Дюваль, мой бывший командир грузно опустился напротив меня.

Он был гораздо стройнее двенадцать лет назад и, пожалуй, единственным курящим моим знакомым. С этой привычкой боролись так давно и так упорно, что верны ей остались только самые упертые.

И самые отмороженные. Ги был именно таким, отмороженным. Пленных не брал, за малейший намек на бунт расстреливал на месте, зато давал своей орде пограбить. По сравнению с ним Симон смотрелся романтическим рыцарем. Он тоже расстреливал на месте, но мародеров. Я подумал: почему Ги? Разговор о сдаче с ним вряд ли сложится. Это не в его характере. Да и психокоррекцию Ройтман ему влепит на полную катушку, как бы не больше, чем мне. Не десять лет, конечно. Сейчас последнее слово за психологом. Но три — очень реалистично. Трешник под кондактином и биопрограммером — не подарок, мягко говоря.

Я много раз собирался с ним расплеваться, тогда, двенадцать лет назад. И объявить всем, что Ги Дюваль — обыкновенный разбойник, и к РАТ и ее высокой миссии борьбы за независимость Тессы не имеет ни малейшего отношения. Но Ги, однако, славно воевал. Он одерживал очередную победу, и я прощал все его бандитские выходки. Как прощал? Как я мог терпеть этого человека!

— Выпьем за встречу? — предложил Ги.

— Кофе.

— Ну, кофе, так кофе. Мне Симон сказал, я даже не поверил. С кокаином тоже завязал?

— Конечно.

— А то у меня есть. В кофе самое оно.

— Иди ты! С ума сошел! На Кратосе, в двух шагах от РЦ. Здесь камеры на каждом шагу.

— Не на каждом. Здесь нет. Маленькое заведение, хозяин прижимистый. От комиссий откупается, наверное. Ты специально, что ли это место выбрал?

— Нет. Просто здесь тихо. Кстати, я выпросил для вас иммунитет на время переговоров.