Меня тронули за руку.

Изумившись, я обернулся.

Молодая аппетитная испаночка стояла передо мной, широко расставив ноги в джинсах и помахивая продуктовой сумкой так, что это выглядело весьма вызывающе. Улыбнувшись, она выдула из алых губ пузырь жвачки. Все еще из-за собственного идиотизма не понимая, чего ей надо, я обескуражено глазел на нее. Затем пробормотал слова извинения. Она пожала плечами и отвернулась.

Но что-то всплыло в закоулках моего сознания. Уставившись на Грейс Билдинг, высящийся через дорогу, я поднял голову и посмотрел на самые верхние этажи небоскреба – туда, где его черные конструкции из стекла и металла то ли в самом деле, то ли в силу игры моего воображения начали расплываться, охваченные мимолетным облачком. И я почувствовал, что здание стронулось с места, весь этот гигантский и ослепительный массив поплыл у меня над головой, как океанский лайнер, выпущенный из дока. Я закрыл глаза и, раскинув руки, чтобы не потерять равновесия, несколько раз глубоко вздохнул.

И опять посмотрел на идущую передо мной аллею. Нечто...

Но я все еще не мог...

Дерево было срублено почти под самый корень. Возле низкого пня была набросана куча земли.

Этот пень почему-то показался мне знакомым. С первого взгляда он мне что-то напомнил, хотя и туманно, – возникло ощущение, будто мне необходимо срочно вспомнить какую-то вещь, какое-то место, какого-то человека.

Я наклонился, чтобы получше рассмотреть этот пень, но мгновение узнавания уже миновало. Чем бы это ни было, воспоминание поднялось почти на поверхность, а затем, так и не проступив наружу, нырнуло в кромешную глубину.

Я пошел прочь, стараясь погасить нарастающее чувство тревоги.

Я вошел в библиотеку через вход на Сорок второй улице и поднялся на лифте на третий этаж, а затем пошел по длинному, облицованному мрамором коридору в главный читальный зал. Стены зеленого мрамора были увешаны экспозицией античных карт, географических зарисовок и топографических гравюр.

При взгляде на них я не испытал ни малейшего интереса.

Но тут я вспомнил, что вчера вечером, уходя отсюда, на одной из гравюр я кое-что заметил. Это был крупный камень, типа памятника или могильника, окруженный бордюром из камней помельче, а располагался он в центре какой-то площади или сада. Камень по форме напоминал фигуру ползущего человека, во всяком случае скульптор пытался внушить зрителю именно это. Пень на аллее, должно быть, напомнил мне эту гравюру, а вернее, этот камень. Как только я пришел к такому выводу, дальнейшее стало ясно.

Я без труда нашел запомнившуюся мне гравюру: раскрашенную вручную работу немецкого художника Иоганна Морица Ругандаса. Это было весьма унылое изображение какого-то парка в XVIII столетии, и название гравюры гласило: «Сумеречная прогулка по Нюрнбергу». На гравюре были изображены изящно подстриженные деревья, ухоженные цветочные грядки, фонтан, богато одетые люди, прогуливающиеся по берегу озера, а в левом углу – этот странный, уродливый камень, похожий на ползущего человека...

Только сейчас его не было.

Сперва мне показалось, будто я ошибся. Посмотрел не на ту гравюру. Но во всех остальных деталях она была именно такой, какой я ее запомнил. Я погрузился в изучение пейзажа, вникая в каждую мелочь, чтобы ничего не упустить. Но ведь и саму гравюру я запомнил прежде всего из-за этого камня, очертания которого были столь многозначительны. А теперь он бесследно исчез. Угол гравюры, в котором я заметил ползущего, был нынче скрыт поверхностью озера.

Но и еще кое-что было не так.

Сперва я не обратил на это внимания, но гуляющие по берегу озера и девочка, скачущая на пони (вчера мне бросилась в глаза желтая шаль у нее на плечах), оказались сегодня в другой части парка. Вчера они были в низине, сегодня перешли на более высокое место. Если бы они оставались на вчерашнем месте, они бы сейчас стояли по колено в воде. Со вчерашнего вечера, когда я впервые увидел гравюру, уровень воды в озере поднялся фута на три.

Разумеется, это совершенно исключено. Необходимо было найти происшедшему какое-нибудь объяснение. На этот раз мне представлялась возможность убедиться в том, что мои «видения» могут быть замечены и другими.

На противоположной стене была железная дверь с табличкой «Отдел рукописей и архивов». Я подошел к ней и постучался. Рыхлый парень в рубахе с засученными рукавами вынырнул навстречу мне из-за стеллажей. Он поедал сандвич и поглядывал на меня из-под вручную скрепленных очков с явным неодобрением.

– Чем могу быть полезен?

– Здесь на стене есть гравюра. Мне хотелось бы с кем-нибудь о ней побеседовать.

– Мистер О'Рорке! – закричал он в глубь помещения. А потом, откусив от сандвича, скрылся из виду.

– Что, снова про это? Вы, наверное, шутите. Вы сегодня, знаете ли, уже третий.

Покачивая головой, библиотекарь, мужчина в светлом твидовом костюме, подошел из глубины архивного помещения к двери с зарешеченным окошком, отпер ее и вышел в коридор. Было ему чуть за сорок. Тщедушный человек с редеющими волосами и тщательно ухоженными усами. Взгляд его карих глаз был добр и почему-то робок.

– Вы пришли расспросить об этой гравюре? – он заставил себя улыбнуться. – Они так похожи, что это бросается в глаза многим. Вам ведь хочется узнать о Ругандасе?

– Да. Сожалею, что задаю вам столь тривиальный вопрос.

– «Сумеречная прогулка» существует в двух версиях, практически идентичных. И у нас они обе.

И снова он улыбнулся.

– А на другой есть некий камень на переднем плане? И люди прогуливаются по берегу озера?

Он кивнул:

– Что-то в этом роде.

– Что ж, это объясняет дело. Но почему их поменяли?

– У нас гигантское количество материала и куда меньшее выставочное пространство. Вы не поверите, насколько оно мало. Поэтому мы вечно перевешиваем экспонаты, – он сухо покашлял. – Кто-то, наверное, поменял их.

– Когда?

– Простите, не понял.

– Когда их поменяли?

– Точно я вам сказать не могу, надо проверить. Думаю, что-то перевешивали прошлым вечером. Человек, который мог бы сказать вам точно, сейчас отсутствует, но если вы не сочтете за труд зайти еще раз...

– Ну нет, это не настолько важно. Благодарю вас, – я сконфуженно засмеялся и отвел взгляд. – А мне показалось, будто я брежу.

– Всегда к вашим услугам, – сказал библиотекарь. Он пристально посмотрел на меня, словно стараясь запомнить мое лицо, а затем исчез за зарешеченной дверью. Она закрылась.

Я отыскал зарезервированное мной с вечера место в укромном уголке южной комнаты читального зала и, сев за стол, уставился на кипу заказанных мною книг. Но читать мне захотелось не сразу. У меня не выходили из головы камень, ползущая фигура, прогуливающиеся жители Нюрнберга и девочка в желтой шали, едущая верхом на пони по берегу озера.