— Хотят вытрясти из вас деньги, что были в оружейном сейфе Евгения Алексеевича? — предположил следователь.

— Это слишком примитивно. В этом случае, я думаю, они просто позвонили бы мне и предупредили. Хотя, может быть, желают перед звонком получить аргументы для разговора. Не знаю.

— А что в компьютере смотрели?

— Я же не специалист, чтобы определить, что с компьютером делали.

— Понял. Есть, кажется, программы, которые восстанавливают все последние действия. И даже читают уже удаленные файлы[12]. Я сейчас позвоню лейтенанту Аристархову. Если они смогут прочитать, они приедут за компьютером. Я вас звонком предупрежу.

— Договорились.

— Не даем мы вам сегодня поспать. Извините уж, работа у нас такая.

— Я привычный. Во время боев на Северном Кавказе, в командировке, иногда доводится по двое-трое суток не спать. Бой за боем, преследование за преследованием.

— Но пока ложитесь. Хотя бы часик вздремните. Обещаю час не беспокоить. Закрыть дверь не забудьте.

— Так и сделаю. Дверь я уже закрыл.

Нет, наверное, большего счастья, чем уснуть, когда сильно хочешь спать. И я лег с удовольствием. И даже разделся, чтобы дать телу полностью расслабиться и отдохнуть по полной программе хотя бы за то короткое время, что было мне отпущено.

Разбудил меня телефонный звонок. Я, вообще-то, хорошо знаю, что, когда засыпаешь уставшим, спишь без сновидений, и потому создается впечатление, что только-только глаза закрыл, как тебя уже будят, если сам вовремя не просыпаешься. Я обычно просыпаюсь через четыре часа, что отпускаются на сон в некоторых частях спецназа ГРУ, в том числе и в нашем батальоне. В этот раз мне выделили на сон всего час, значит, сам я проснуться еще не успевал. Потому я и подумал, что час уже прошел и капитан Юровских звонит, как и обещал, через час. Но услышал в трубке незнакомый тяжелый голос с кавказским акцентом, словно бы слегка угрожающим:

— Капитан Довгополов?

— Он самый. Слушаю вас. — Голос разбудил меня окончательно и даже придал бодрости. Я понял, что бандиты сами идут на контакт со мной, видя, похоже, в этом насущную необходимость.

Я посмотрел на часы. Оказалось, что прошло всего восемь минут с того момента, как я вытянул в постели ноги.

Мой собеседник неожиданно сильно закашлялся в трубку. Мне показалось по звукам, что он что-то жевал перед этим и слюна попала не в то горло. Дурная, надо сказать, привычка — жевать при разговоре. Однако это, видимо, в самом деле привычка.

Я сразу вспомнил запах, что оставался в квартире после посещения ее незваными гостями, и сумел идентифицировать его — кто-то здесь, в квартире, грыз попкорн, вонючую жареную кукурузу. И этот отвратительный лично для меня запах в квартире сохранился. Более того, мне даже показалось, что он через телефонную линию меня достает, чего реально быть, естественно, не могло. И потому я сказал достаточно резко:

— Прекращайте жевать свою кукурузу. Говорите, что хотели сказать, я спать хочу.

Мой резкий окрик подействовал. Человек прекратил кашлять, но говорить сразу не начал, пытаясь перевести дыхание. На это ушла целая минута. Наконец я услышал:

— Я предлагаю тебе взаимовыгодную сделку. Самостоятельно ты, капитан, в любом случае не сможешь ничего извлечь из этих листков бумаги.

— Я привык, чтобы незнакомые и малознакомые люди обращались ко мне на «вы», — сурово ответил я, лихорадочно пытаясь сообразить, о чем идет речь. Вдобавок хотел выиграть немного времени.

— Я не возражаю, — проявляя неожиданное миролюбие, ответил анонимный собеседник. — Итак, я предлагаю вам, капитан Довгополов, взаимовыгодную сделку…

— Можно говорить конкретнее? Я не слишком вас понимаю спросонья. Я вообще, когда не высплюсь, не сразу соображать начинаю. А выспаться вы мне не дали, прислав ко мне каких-то мальчиков для битья, из-за чего я вынужден был принимать меры.

— Я мальчиков для битья не присылал, — сказал аноним.

Голос его звучал убедительно, но я не верил. Возможно, убедительность эта шла оттого, что он говорил правду и мальчиков для битья послал не он, а кто-то из его подельников, кто имел на этих мальчиков рычаги давления — своим авторитетом или еще каким-то образом. И вообще, я давно уже заметил, что люди с низким голосом обычно говорят внешне убедительно, даже когда откровенно врут.

А что касается плохого соображения спросонья — это я не то чтобы врал, просто вводил противника в заблуждение. Меня никогда не выбивала и не выбивает из колеи вынужденная бессонница. А она случается при моей службе не только во время командировок на Северный Кавказ, когда приходится перелетать с места на место и спать в вертолете — кто пробовал, знает, что это такое. И вне командировки иногда приходилось на ночь в роте оставаться, чтобы поспать когда час, когда полчаса. Обычно такое происходило раз в десять дней, когда я, бывало, возглавлял ротный марш-бросок на пятьдесят километров. Правда, в последнее время взводы сами по себе, по отдельности проводили марш-броски. Это меня слегка освобождало. Но раз в месяц я марш-бросок обязательно провожу сам всем составом роты.

Я стремился в этом телефонном разговоре выиграть время, чтобы прийти к какому-то мнению, потому что разговор шел о вещах, мне непонятных, а понять их хотелось. От меня что-то требовали, но я понятия не имел, что именно.

— Допустим. Но что вы делали в квартире Евгения, которого вы убили?

От этого он даже отказываться не стал. Ни от посещения квартиры, ни от факта убийства, следовательно, и ограбления двух ювелирных магазинов и ломбарда.

— Мы искали то, что имеем право получить…

Я посмотрел на окно, занавешенное плотной шторой. Даже плотная ткань не могла полностью задержать свет. На улице уже рассвело. Не опасаясь выстрела снайпера, поскольку с меня бандиты намеревались поиметь какую-то бумажку, а без меня они найти ее не смогли, я подошел к окну с трубкой в руках и в щель между шторами посмотрел во двор. Но большого черного внедорожника я не увидел.

— Деньги?

— Деньги в квартирах не держат. Вы же не держите деньги дома… И я не держу… И Евгений Алексеевич не держал… Мне нужны только те бумажки — два листка из школьной тетради…