Уильяма пришлось передать матери. Честити тоже сочла нужным отодвинуться, невзначай приземлилась на газету, но даже не заметила — она любовалась тем, как напрягаются мышцы на голой мужской ноге, сплошь покрытой ровной золотистой порослью. При этом у нее совершенно пересохло во рту.

Наклонившись, Син попал локтем в бок Верити. Та охнула.

— Прошу прощения, но ничего не поделаешь. Здесь слишком мало места, а у меня застряла пятка. Чарлз, помогите, а я уж лучше сяду.

Честити судорожно сглотнула, но подчинилась, для чего пришлось взяться сначала за обтянутую белой тканью лодыжку, а потом и вовсе за голую ступню. До сих пор она не думала о мужских ступнях и вот держала в руках прекрасный образчик таковой. Девушкой овладело абсурдное желание поцеловать ногу в подъеме, и она постаралась как можно скорее покончить со своей задачей.

— Спасибо, — донесся сверху невозмутимый голос, и одеяние поползло по ногам вверх. — Как ловко это у вас получилось, мой юный друг! Не поможете ли мне и с гетрами?

Перед Честити заколыхалась пара белых офицерских чулок длиной до колена. Спрятав покрасневшее лицо, она натянула их по очереди: сначала на пальцы, потом до лодыжек и, наконец, на крепкие икры.

— Я не стану наклоняться, чтобы никого не задеть, а вы взгляните, нет ли морщинок. Если есть, разгладьте их.

Короткий взгляд вверх убедил Честити, что Син полностью поглощен пуговицами рубашки, и тогда она отбросила всякую осторожность, думая: когда еще доведется вот так прикасаться к нему? Она провела ладонями вверх по икрам, медленно и скрупулезно разглаживая малейшую морщинку. Сердце уже не просто частило, а колотилось как безумное. Перед глазами все плыло, по телу разливался жар. Казалось, между ног прижимается что-то горячее.

Встряхнувшись, девушка поняла, что так и есть: пока она занималась левой ногой Сина, правая соскользнула и оставалась теперь в развилке ее ног. В месте соприкосновения пульсировало столь сладостное ощущение, что хотелось раздвинуть ноги и качнуться вперед.

Вместо этого Честити отодвинулась.

— Готово!

— Благодарю, — сказал Син, поднимая ногу, чтобы закрепить под коленом штрипку. — Настанет день, мой юный друг, когда я окажу вам такую же услугу. — Он поднялся, заправляя рубашку. — Ах, что за несказанное облегчение! Чувство такое, словно вместе с мужской одеждой я заново надел и ноги. По крайней мере теперь их видно.

За этим последовали длинный белый жилет на восьми серебряных пуговицах, алый кушак и, наконец, полковой мундир, алый, с темными лацканами, с золотым галуном на обшлагах и карманах, с двойным рядом петель. Чтобы облачиться в это тесное одеяние, требовалась определенная ловкость, но, ругаясь, Син окончательно преобразился в человека военного. Осталось добавить пару аксессуаров: накладной воротничок и черный бант.

— Как чудесно снова стать самим собой! — воскликнул Син с улыбкой. — Башмаки оставим на потом, иначе я наверняка пну кого-нибудь в лицо.

Несколько минут ушло на то, чтобы стереть с лица грим, а потом Честити держала зеркальце, пока Син приводил в порядок волосы. Когда-то она смеялась над восторгами по поводу алого мундира, над девической тягой к военным, но теперь лучше понимала подруг.

Син Маллорен был неотразим в мундире… как, впрочем, в чем угодно. Мундир придавал его чертам мужественный вид. Как он сказал тогда в Солсбери? «Кровью окрашена тога у бога войны…»

Они расстанутся в лучшем случае через пару дней. Капитан Маллорен вернется в строй и забудет о колючем парнишке по имени Чарлз. Он так и не узнает, что под мужской одеждой скрывалась женщина, которая… которая была к нему неравнодушна. Но сама она не забудет его никогда. День за днем будет она читать новости с фронта, надеясь узнать, что Син отличился в бою, боясь обнаружить, что он пал смертью храбрых…

— А теперь, — сказал тот, возвращая ее к действительности, — мы преобразим Верити.

— Что значит «мы»? — возмутилась Честити. — Вы не будете в этом участвовать. Это неприлично!

— Что, простите? — Син усмехнулся с откровенной иронией. — Могу поклясться, что ваша сестра не столь щепетильна, когда на карте стоит все ее будущее.

— Чес, в самом деле! — поддержала Верити. — Я не собираюсь раздеваться донага, и хотя сорочка — это в самом деле не слишком прилично, я уж как-нибудь не умру от стыда. — Она передала Сину ребенка, который немедленно занялся золотым шитьем обшлагов. — Надеюсь, милорд, Уильям не оросит ваш изумительный мундир. На всякий случай держите его на отлете.

— А если и оросит, пусть себе, — благодушно отозвался Син. — Родгар полагает, что вся эта чрезмерная позолота ниже достоинства Маллоренов, и я с ним согласен. В походах куда практичнее было бы что-нибудь мышиного или болотного цвета. Тем не менее мундир перед вами. Он совсем новенький и нуждается в паре прорех, иначе меня примут за новичка.

Вопрос с переодеванием Верити решился быстро и без проблем: ничуть не смущаясь присутствия Сина, она сбросила свою простецкую одежду и надела дорожное платье «от мадам Крапли». Честити пришлось лишь помочь ей со шнуровкой. Лиф и здесь был объемистый, но не чрезмерно для груди кормящей матери, так что шерсть перекочевала в саквояж. С жирной сажей на волосах пришлось смириться, их просто закрутили в тугой узел и прикрыли шляпкой. В таком виде Верити выглядела настоящей леди, и было совершенно ясно, что любой знакомый узнает ее без труда.

— Не показывайтесь на людях без крайней необходимости, — посоветовал Син, — а уж если придется, держите голову склоненной. У вас вполне респектабельный вид, и все решат, что это скромность. Пора заняться вашим братом.

Честити сняла только бархатный сюртук, а на все остальное натянула одежду Гарри.

— М-да… — протянул Син. — Однажды, мой юный друг, ваша стыдливость обернется против вас.

Когда все было позади, наступило молчание, и полумрак кареты начал казаться все более интимным. Ребенок уснул на коленях Сина, и тот не спешил передавать его обратно матери. Честити притворилась дремлющей, чтобы изучить своего избранника исподволь. Она подумала, что ресницы коротковаты для тайных наблюдений, а следом ей пришло в голову, что, будь Син Маллорен отцом ее детей, они вполне могли бы унаследовать роскошь его ресниц.

Ну вот опять!

Честити попыталась уснуть, но глаза упорно приоткрывались, словно желая навсегда запомнить возлюбленного. Син откинулся на сиденье и склонил голову, что позволяло проследить контур его подбородка и щеки. К некоторому удивлению Честити, она обнаружила его сходство с Родгаром. Неужто с годами младшему брату предстоит стать таким же устрашающим, как и старший? Нет, вряд ли, ведь в натуре у Родгара нет и следа безрассудства, а у Сина это чуть ли не основная черта.

Красивые руки, думала девушка, особенно когда они держат ребенка. Руки с длинными ловкими пальцами, в которых скрыты и сила, и нежность. Они умеют поглаживать по голове так тихонько, так ласково…