Никто не придал особого значения его словам, только в душе Ван Жэня мелькнула недобрая мысль. Однако он и виду не подал и по-прежнему пил вино.

– Как у вас весело! – раздались восклицания, и на пороге появились сыновья Лай Да и Линь Чжи-сяо.

– Лао-да, Лао-синь, почему опоздали? – закричала вся компания. – А мы вас ждем!

– До нас дошел слух, будто в доме опять что-то произошло, – стали оправдываться молодые люди. – Мы обеспокоились и начали наводить справки, – оказалось, это не у нас.

– Не у нас, и делу конец, – отвечали им. – Но почему вы так долго?

– Хотя это случилось не у нас, но некоторое отношение к нам имеет, – возразили оба. – Вы знаете, о ком речь? О почтенном господине Цзя Юй-цуне. Оказывается, ему надели кангу, и ходят слухи, что его должны везти на допрос в судебную палату! Зная, что он состоит в родственных отношениях с нашими господами, мы стали ждать, и когда его повезли, последовали за ним, надеясь послушать, не грозят ли нашим господам новые неприятности.

– Да, конечно, вы должны были постараться все подробно узнать, – согласился Цзя Юнь. – Садитесь, пейте, а потом доскажете!

Молодые люди сначала отказывались, но затем выпили и продолжали рассказ:

– Господин Цзя Юй-цунь – человек очень способный и благодаря своему умению находить покровителей получил высокую должность. Однако он жаден до денег, и его уже несколько раз обвиняли в вымогательстве. В обвинении говорится, что он «обирал своих подчиненных» под видом, будто берет у них деньги взаймы. Нынешний государь – пусть он здравствует десять тысяч лет – самый мудрый и просвещенный, самый гуманный и добрый из всех правителей! Стоит ему услышать, что кто-то «алчен», «грабит народ» или, «пользуясь своею властью, обманывает людей», как его охватывает гнев. Когда ему донесли о Цзя Юй-цуне, он сразу же издал указ об его аресте. Если обвинение подтвердится, Цзя Юй-цуню придется плохо! Если же окажется, что обвинение было необоснованным, несдобровать тем, кто оклеветал Цзя Юй-цуня. Поистине, сейчас благоприятный момент. Кому судьба сулила счастье, тот может без труда стать чиновником – место освободится!

– Твой старший брат и так счастлив! – сказали все, обращаясь к сыну Лай Да. – Разве плохо быть начальником уезда?

– Пусть мой брат начальник уезда, – отвечал сын Лай Да, – но если он будет действовать так, как Цзя Юй-цунь, ему долго не удержаться!

– Неужто и у него руки длинные? – удивились все.

Парень кивнул, поднял кубок и осушил его.

– Что еще удалось разузнать? – спросили его.

– Больше ничего. Слышали только, будто поймали разбойников, орудовавших на морском побережье, и доставили их на допрос в судебный ямынь. Потом еще выявили несколько злодеев, скрывавшихся здесь же в городе и занимавшихся похищением людей. Их переловили благодаря усердию господ, которые служат при дворе государя.

– Значит, те, которые были в городе, пойманы! – воскликнули слушавшие. – А не нашли среди них разбойников, ограбивших наш дом?

– Об этом мы не знаем, – отвечали молодые люди. – Правда, мы слышали, будто один из разбойников похитил какую-то женщину и бежал с нею на морское побережье, но женщина отказалась ему покориться, и он ее убил. Тот разбойник и его сообщники хотели бежать через заставу, однако стража их задержала, и они были казнены.

– Может быть, это Мяо-юй, которую похитили из «кумирни Бирюзовой решетки»? – выразил предположение кто-то.

– Ну конечно, это она! – вскричал Цзя Хуань.

– Откуда ты знаешь?

– Эту Мяо-юй я ненавидел как никого! – вскричал Цзя Хуань. – Когда она с кем-либо встречалась, на ее лице появлялось кислое выражение, но, как только ей на глаза попадался Бао-юй, она вся расплывалась в улыбке. Меня она не желала даже удостоить взглядом! Как бы я был рад, если б это оказалась она!

– Может быть, это и не она? – сказал кто-то. – Разве мало похищают людей?

– А мне кажется, Цзя Хуань прав! – вмешался Цзя Юнь. – Недавно мне рассказывали, что одной монашке в кумирне приснился сон, будто Мяо-юй убита.

– Да что значат сны! – засмеялись все. – Выдумки!

– Выдумки или не выдумки – нас не касается! – закричал дядюшка Син. – Давайте есть, а ночью будем играть!

Предложение было охотно принято, и после еды все снова принялись за игру. Игра продолжалась до четвертой стражи, пока за дверью не послышался голос слуги:

– Четвертая барышня Си-чунь повздорила с супругой своего брата и остригла себе волосы. Она просит госпожу Син и госпожу Ван, чтобы ей разрешили стать монахиней, иначе грозится покончить с собой. Госпожа Син и госпожа Ван не знают, что делать, и просят на совет господина Цзя Цяна и господина Цзя Юня.

Цзя Юнь слышал, что подобная мысль зародилась у Си-чунь еще тогда, когда ее оставили присматривать за домом, и знал, что Си-чунь все равно не отговорить от принятого ею решения. Поэтому он сказал Цзя Цяну:

– Мы ничем не можем помочь госпожам, да и решать что-либо нам неудобно. Лучше для виду поговорим с четвертой барышней. Если она нас не послушает, дело ее! Мы напишем письмо Цзя Ляню и таким образом снимем с себя ответственность!

Выработав план действий, они направились к госпоже Син и госпоже Ван, где пытались уговорить Си-чунь отказаться от своего намерения. Однако Си-чунь упорно твердила, что непременно уйдет в монахини, а если ей не разрешат, она просила отвести хоть пустую комнату, где она могла бы читать сутры и совершать поклоны Будде.

Никто не знал, на что решиться. Тогда госпожа Ю, боясь, как бы Си-чунь не покончила с собой, сказала:

– Если мы ее отпустим, люди подумают, что мы не могли ужиться с барышней и вынудили ее уйти в монахини! Поэтому отпускать ее нельзя! Она останется дома, и я беру ответственность за это на себя! Брат Цзя Цян напишет письмо Цзя Ляню и Цзя Чжэню и расскажет им об этом!

Цзя Цян в ответ поддакнул.

Если вы хотите знать, согласились ли на такое предложение госпожа Син и госпожа Ван, прочтите следующую главу.

Глава сто восемнадцатая, в которой повествуется о том, как дядя и брат за свои прежние обиды мстили беззащитной девочке и как жена и наложница, встревоженные загадочными высказываниями, пытались вразумить странного юношу

Сейчас речь пойдет о госпоже Син и госпоже Ван, которые, выслушав госпожу Ю, поняли, что им не удастся уговорить Си-чунь отказаться от своего намерения.

– Видимо, желание Си-чунь стать монахиней связано с ее предыдущей жизнью и мы не в силах ее удержать, – произнесла госпожа Ван. – Как бы только люди не сочли неприличным, что