«И я имел наглость осуждать Амарама за убийство одного отряда людей, чтобы получить осколочный клинок». При этом сам сжег целый город за меньшее. Тысячи и тысячи людей.

– Почему ты сковал себя узами со мной? – прошептал Далинар Буреотцу. – Разве ты не должен был выбрать справедливого человека?

Справедливого? Справедливость – то, что ты принес этим людям.

– Это не было правосудием. Это была резня.

Буреотец зарокотал:

Я сам сжигал и разрушал города. И вижу… да, теперь я вижу разницу. Теперь я вижу боль. Я не осознавал этого до уз.

Может, теперь Далинар утратит узы в обмен на то, что он вынудил Буреотца так сильно проникнуться человеческой моралью? Почему эти проклятые воспоминания вернулись? Разве он не мог прожить еще немного без них? Достаточно долго, чтобы сформировать коалицию и подготовить защиту человечества?

Это был путь труса. Жажда невежества. Путь труса, которым он, очевидно, пошел, хоть пока что не вспомнил свой визит к Ночехранительнице, но понимал, о чем попросил. Об избавлении от этого ужасного бремени. О способности солгать, притвориться, что не делал таких ужасных вещей.

Далинар вернулся в помещение. Он не знал, как разберется со всем – как будет нести это бремя, – но сегодня надо было сосредоточиться на спасении Холинара. К сожалению, он не мог планировать, пока не узнает больше о ситуации в городе.

Князь вошел в общий зал, где собралось ядро его правительства. Навани и другие сидели на кушетках вокруг даль-пера, ожидая. Они разложили боевые карты Холинара, обсудили стратегии, но потом… прошли часы без новостей.

Было тяжело просто ждать здесь, ничего не зная. И это оставило Далинару слишком много времени на раздумья. И воспоминания.

Вместо того чтобы сидеть с другими, Таравангиан занял обычное место перед согревающим фабриалем в углу. Далинар, у которого болели ноги и затекла спина, пошел туда и с тихим стоном опустился рядом с Таравангианом.

Перед ними ярко-красный рубин излучал тепло, заменяя огонь чем-то более безопасным, но гораздо более безжизненным.

– Прости, Далинар, – наконец сказал Таравангиан. – Я уверен, скоро будут новости.

Далинар кивнул:

– Спасибо за то, что ты сделал, когда азирцы прибыли осматривать башню.

Азирцы явились накануне для первоначального осмотра, но Далинар восстанавливался после внезапного возвращения своих воспоминаний. Ну… правда в том, что восстановление затянулось. Он приветствовал их, а потом ушел к себе, и Таравангиан предложил помощь с гостями. Навани сообщила, что азирские сановники были очарованы пожилым королем и планировали вернуться в ближайшее время для более подробного обсуждения возможной коалиции.

Далинар наклонился, уставившись на фабриаль-обогреватель. Позади Аладар и генерал Хал беседовали – вероятно, в сотый раз – о том, как отбить стены Холинара, если они окажутся потерянными к тому моменту, когда Клятвенные врата заработают.

– Ты когда-нибудь приходил к внезапному осознанию, – тихо проговорил Далинар, – что ты не тот человек, которым все тебя считают?

– Да, – прошептал Таравангиан. – Но сильнее пугают те моменты, когда я понимаю, что не тот, кем сам себя считаю.

В рубине кружился буресвет. Клубился в ловушке, в тюрьме.

– Мы говорили как-то раз о правителе, который оказался перед выбором: повесить невиновного либо освободить трех убийц.

– Я помню.

– Как можно жить после такого решения? Особенно если в конце концов обнаружится, что оно было неправильным?

– Это и есть жертва, не так ли? – тихо заметил Таравангиан. – Кому-то придется нести ответственность. Кого-то она будет угнетать и разрушать. Кто-то должен запятнать свою душу, чтобы другие смогли жить.

– Но ты хороший правитель, Таравангиан. Ты не прокладывал дорогу к трону с помощью убийств.

– А это имеет значение? Один человек, осужденный несправедливо? Одно убийство в переулке, которое могла бы предотвратить надлежащим образом организованная полиция? Бремя за кровь невинных должно на ком-то лежать. Я жертва. Мы оба, Далинар, жертвы. Общество предоставляет нам возможность тащиться сквозь грязную воду, чтобы остальные смогли сохранить чистоту. – Он закрыл глаза. – Кто-то должен упасть, чтобы другие выстояли.

Слова походили на те, что Далинар говорил – и в которые верил – на протяжении многих лет. Но в версии Таравангиана они звучали искаженно, без надежды или жизни.

Далинар ощущал себя одеревенелым и старым. Они долго молчали, пока другие не зашевелились. Далинар встал, обеспокоенный.

Даль-перо заработало. Навани ахнула, прижав защищенную руку к губам. Тешав побледнела, а Мэй Аладар рухнула на кушетку с таким видом, словно ее тошнило.

Даль-перо резко остановилось, упало и покатилось по странице.

– Что? – требовательно спросил Далинар. – Что там написано?

Навани посмотрела на него и отвела взгляд. Далинар переглянулся с генералом Халом, потом – с Аладаром.

Ужас окутал его, словно плащ.

«Кровь моих отцов…»

– Что там написано? – взмолился он.

– Далинар, с-столица пала, – прошептала Навани. – Ревнитель сообщает, что Приносящие пустоту захватили дворец. Он… он прервался после пары фраз. Похоже, его нашли, и… – Она зажмурилась.

– Светлорд, отряд, который вы послали, – продолжила Тешав, – похоже, потерпел неудачу. – Она сглотнула. – Остатки Стенной стражи захвачены и заключены в тюрьму. Город пал. Никто не знает, что случилось с королем, принцем Адолином или Сияющими. Светлорд… на этом сообщение обрывается.

Далинар снова рухнул в кресло.

– Всемогущий в небесах, – прошептал Таравангиан, в чьих серых глазах отражалось свечение обогревающего фабриаля. – Далинар, мне очень, очень жаль.

Контрольное здание Клятвенных врат трясло, как будто в него врезался валун. Адолин споткнулся, а затем упал на колени.

За тряской последовали отчетливый скрежет и ослепительная вспышка.

Его желудок кувыркнулся.

Он провалился в пустоту.

Где-то поблизости закричала Шаллан.

Адолин ударился о твердую поверхность, и удар был настолько сокрушительным, что он откатился в сторону, а потом и вовсе рухнул с края белокаменной платформы.

Принц упал на что-то податливое. Вода? Нет, ощущения не те. Он извернулся и увидел, что его окружают… бусины. Тысячи и тысячи бусин, по размеру меньше, чем сфера с буресветом.