стена щитов идет дальше, – приказал Джардир Хасику. – Я останусь с госпожой, пока она лечит Рестави.

– Зачем? – удивился Хасик. – Он больше не возьмет в руки копье, даже если выживет.

– Откуда нам с тобой это знать? – возразил Джардир. – Это инэвера. Я не стану мешать своей нареченной, как не стал бы мешать дама’тинг.

Копья Избавителя окружили Лишу и Рестави, хотя в этом не было нужды. Рожер прикрыл их звуковым щитом, и алагай не смели приблизиться.

– Можно переносить, – наконец заявила Лиша. – Я остановила кровотечение, но для операции нужны нормальный стол и хорошее освещение.

– Он поправится и сможет сражаться? – спросил Джардир.

– Он жив. Разве этого мало?

Джардир нахмурился, осторожно подбирая слова:

– Если он не сможет сражаться, то наверняка покончит с собой.

– Чтобы не стать хаффитом? – нахмурилась Лиша.

Джардир покачал головой:

– Рестави убил сотни алагай. Он заслужил место на Небесах.

– Тогда зачем ему кончать с собой?

– Он шарум. Он должен умереть от когтей алагай, а не в своей постели, усохшим от старости, обузой для семьи и племени. Вот почему дама’тинг не лечат раненых до рассвета.

– Значит, самые тяжелые умрут?

Джардир кивнул.

– Это бесчеловечно.

– У нас так принято, – пожал плечами Джардир.

Лиша взглянула на него и покачала головой:

– Вот в чем разница между нами. Твой народ живет, чтобы сражаться, а мой сражается, чтобы жить. Что будет, когда вы одержите верх на Шарак Ка и у вас не останется врагов?

– Ала станет раем на земле, – ответил Джардир.

– Тогда почему ты не убил его, когда он попросил?

– Потому что ты была против. Однажды я совершил ошибку и убил воина, несмотря на просьбу твоего земляка. Это едва не стоило нам дружбы.

Лиша с любопытством наклонила голову:

– Это тот мой земляк, которого Аббан называет Пар’чином?

– Что хаффит тебе наговорил? – Джардир сощурился.

Лиша выдержала его взгляд:

– Ничего. Только то, что они были друзьями и что я похожа на Пар’чина. А в чем дело?

Вспышка злобы мгновенно прошла, оставив в душе Джардира печаль и пустоту.

– Пар’чин был и моим другом, – наконец сказал он, – и ты в чем-то похожа на него, а в чем-то – нет. У Пар’чина было сердце шарума.

– В каком смысле?

– Он сражался, чтобы другие жили, как и ты, но сам он жил, чтобы сражаться. Он поднялся на ноги, несмотря на смертельные раны, и бился до последнего вздоха.

– Он погиб? – удивилась Лиша.

– Много лет назад, – кивнул Джардир.

Всю ночь Лиша резала и зашивала спину раненого даль’шарума в бывшей райзонской лечебнице. Ее руки были вымазаны кровью, а спина от работы внаклонку ныла, но Рестави предстояло выжить и, скорее всего, полностью поправиться.

Дама’тинг, занявшие здание, перешептывались, наблюдая за работой Лиши с удивлением и ужасом. Она чувствовала, что они возмущены как ее вторжением, тем более ночью, так и отрывистыми приказами, но ее слова переводил сам Джардир, и женщины в белом не смели возразить Шар’Дама Ка. Уонде и Гареду, а также Рожеру и телохранителям Джардира пришлось остаться снаружи.

Дама’тинг вели себя как пленницы в собственном доме и с откровенным облегчением вздохнули, когда в операционную ворвалась Инэвера. С багровым от ярости лицом она бросилась к Лише.

– Как ты посмела? – прошипела Инэвера на приличном тесийском, хотя и с заметным акцентом. От нее несло духами, а ее похабное платье напомнило Лише о матери.

– Как я посмела что? – Лиша ничуть не испугалась. – Спасти жизнь человеку, которого вы бросили бы истекать кровью до рассвета?

В ответ Инэвера залепила Лише пощечину, прочертив острыми ногтями кровавые царапины. Лиша отлетела в сторону. Инэвера выхватила кривой нож и прыгнула на нее, не давая собраться с силами.

– Ты не достойна даже стоять в присутствии моего мужа, не то что лежать в его постели! – прошипела Инэвера.

Лиша сунула руку в карман фартука и щелкнула пальцами, когда Инэвера приблизилась. Перед глазами Дамаджах повисло облачко слепящего порошка.

Инэвера завизжала и упала, зажимая руками лицо, а Лиша встала. Дамаджах плеснула себе в глаза воды из кувшина. Когда она снова посмотрела на Лишу, ее лицо было в жутких разводах румян и белил. Покрасневшие, полные ненависти глаза обещали смерть.

– Довольно! – крикнул Джардир и встал между женщинами. – Я запрещаю вам драться!

– Ты запрещаешь мне? – скептически переспросила Инэвера. Лиша подумала то же самое, ибо у Джардира было не больше прав запрещать ей что-либо, чем у Арлена, но Джардир не сводил глаз с Инэверы. Он поднял Копье Каджи, чтобы все видели.

– Запрещаю. Ты намерена не подчиниться?

В комнате повисла тишина. Дама’тинг смущенно переглядывались. Инэвера – их госпожа, но устами Джардира глаголет их бог. Лиша прекрасно представляла, что может случиться, если Инэвера не уступит.

Похоже, Инэвера тоже это поняла и выдохнула. Она развернулась и вылетела из больницы, щелчком пальцев призвав за собой дама’тинг.

– Я еще об этом пожалею, – пробормотал Джардир по-красийски, но Лиша его поняла. Он на мгновение сгорбился и стал похож не на непобедимого и непогрешимого предводителя красийцев, а на отца Лиши после очередной ссоры с Элоной. Джардир явно вообразил миллион способов, которыми отравит ему жизнь Инэвера, и Лиша всем сердцем потянулась к нему.

Внезапно тишину прорезал женский крик, и усталый мужчина мгновенно исчез, вновь превратившись в величайшего владыку на свете.

Глава 29

Щепотка смоляного листа

333 П. В., лето

Великан-землепашец ревел, как лев, когда из святилища дама’тинг выскочил Джардир, а следом за ним Лиша. Амкаджи и Колив накинули Гареду на запястья веревки, и каждую тянули по три даль’шарума, пока северянин рвался подобно взбесившемуся жеребцу. Еще один воин вскочил великану на спину и обхватил за горло, пытаясь задушить, но Гаред, похоже, этого не заметил. Ноги красийца болтались далеко от земли, и даже тянувшие за веревки даль’шарумы спотыкались, пытаясь удержать северянина.

Еще один даль’шарум небрежно прижимал к стене Рожера, с ухмылкой наблюдая за происходящим.

– Что происходит? – спросил Джардир. – Где женщина?

Шарумы не успели ответить, как в переулке повторился крик.

– Прочь от землепашцев, если не хотите лишиться рук! – загремел Джардир и молниеносно бросился в переулок.

Там был воин, державший Уонду сзади. Девушка укусила его за руку, и он взвыл. Другой воин лежал на земле, зажимая пах, а третий, Джурим, стоял, привалившись к стене, и в ужасе смотрел на свою руку, согнутую под неестественным углом.

– Отпустить! – громыхнул Джардир, и все уставились на него. Воин немедленно отпустил Уонду и тут же