можно связать с принятым 5 января 1932 года Оргбюро ЦК постановлением «О журналах» (см.: РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 114. Ед. хр. 275. Л. 83–83 об.), в котором содержался ряд требований по урегулированию редакционной политики «Нового мира» (главным редактором был назначен Гронский) и исправлению публикаторских «ошибок» журналов «Красная новь», «Звезда», «Ленинград», «Пролетарский авангард», «Октябрь», «Молодая гвардия», «Земля советская». Уже к концу 1930‐х годов этот вектор культурной политики приведет к ликвидации «толстых» журналов.

1905

См. например: Добренко Е. А. Журнал как институция в сталинской литературной культуре. Доклад на конференции «Periodicals in the Slavic World: Contemporary and Historical Perspectives» 22 октября 2021 года (Мюнхен, Германия).

1906

Постановление Политбюро «Об учреждении газеты Агитпропа ЦК» было принято 13 апреля 1946 года. 16 мая того же года Александров направил Жданову, Кузнецову, Патоличеву и Попову проект постановления ЦК о новой газете. Периодичность ее выхода составляла 3 раза в месяц, тираж — 100 000 экземпляров (позднее тираж возрос до 200 000). В состав ее редколлегии должны были войти Г. Ф. Александров, П. H. Федосеев, А. М. Еголин, М. Т. Иовчук, В. Г. Григорьян, П. А. Сатюков, Г. С. Калашников, Л. Ф. Кузьмин, H. H. Маслин и Е. И. Ковальчик (см.: РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 125. Ед. хр. 429. Л. 62). Первый номер газеты «Культура и жизнь» вышел 28 июня 1946 года.

1907

Оформилось это требование еще в 1930‐е годы, а полноценным элементом сталинской идеологической риторики стало лишь накануне войны. В цитировавшейся выше неправленой стенограмме заседания президиума Союза писателей от 10 сентября 1940 года Фадеев говорил, адресуясь к словам Сталина: «…товарищ Сталин <…> остановился на том, что особенно много надо работать над выработкой художественного качества. Товарищ Сталин сказал, что настоящий художник любит „вытачивать“ строчку, шлифовать стиль, это является признаком хорошего художника» (цит. по: Между молотом и наковальней: Союз советских писателей СССР. С. 921. Курсив наш).

1908

Как вспоминал Симонов, Сталин следил за «Звездой» с особенным вниманием (см.: Симонов К. М. Глазами человека моего поколения. С. 121).

1909

Цит. по: Власть и художественная интеллигенция. С. 549. Курсив наш. Вероятно, в пристрастии к «Знамени» Сталин следовал за П. Павленко, еще в 1936 году опубликовавшим в «Литературной газете» статью «Наш лучший журнал», в которой выделил «Знамя» среди других советских литературно-художественных журналов (Павленко входил в редколлегию журнала; неслучайно именно в «Знамени» в 1936 году (№ 7, 12) он публикует роман «На Востоке»).

1910

Там же. Курсив наш. Несколько позднее Фадеев в статье «Задачи литературной теории и критики» будет писать: «Критика и литературоведение — большая сила в воспитании народа. Через литературу она призвана идейно воспитывать народ, воспитывать в нем новые моральные качества, воспитывать в нем эстетический вкус» (цит. по: Фадеев А. А. Задачи литературной теории и критики // Фадеев А. А. За тридцать лет. М., 1959. С. 439). Эта мысль, утверждающая первенство «литературы» над литературной критикой в вопросе «воспитания народа», еще раз подчеркивает необходимость изначальной постановки вопроса об образцовых текстах и механизмах, определяющих принадлежность того или иного произведения к сталинскому культурному канону.

1911

См.: Гюнтер Х. Пути и тупики изучения искусства и литературы сталинской эпохи (Обзор) // Новое литературное обозрение. 2009. № 1 (95). С. 287–299.

1912

См.: Гюнтер Х. Жизненные фазы соцреалистического канона. С. 281–282.

1913

М. Чудакова пишет о литературном процессе 1930‐х годов: «Литература предвоенного десятилетия с каждым месяцем, а вскоре в буквальном смысле с каждым днем, с каждой новой газетной статьей все сильнее зависела от диктата внешних обстоятельств. Зависимость эта проявлялась двояко: те, кто продолжал органический путь, переходили поневоле в рукописное, а те, кто старался, не теряя себя, остаться на поверхности литературного процесса, не выпасть из него, изыскивали средства спасения. Нет ничего проще, чем представить литературу 30‐х гг. расплющенной под молотом терроризирующей страну власти. Но это будет неверно. В литературе явно сохранялась жизнь, хотя и загнанная и метавшаяся в поисках спасения» (см.: Чудакова М. О. Сквозь звезды к терниям. С. 246). Ср. также данное по заглавию доклада 1933 года название сборника статей А. Фадеева, вышедшего в 1939 году: Фадеев А. А. Литература и жизнь. [М.]: Сов. писатель, 1939.

1914

Добренко Е. А. Фундаментальный лексикон: Литература позднего сталинизма // Новый мир. 1990. № 2. С. 238.

1915

Тезис о необходимости создания литературоведения, которое объединило бы вопросы критики художественного текста и методологии соцреализма, возник в апреле 1945 года. Именно тогда Сурков сформулировал принцип «нового» литературоведения, подразумевавшего «разговор по большим теоретическим вопросам на базе самой литературы» (цит. по: «Мы предчувствовали полыханье…»: Союз советских писателей СССР. Кн. 2. С. 322). Подробнее об этапах становления «теории социалистического реализма» см. в: Метченко А. И. Формирование теории социалистического реализма // Советское литературоведение за пятьдесят лет. С. 126–261.

1916

Цит. по: Фадеев А. А. Задачи литературной теории и критики // Фадеев А. А. За тридцать лет. М., 1959. С. 437. Об уровне «партийного литературоведения» 1940‐х годов ярче всего говорит иронический эпизод из воспоминаний Анатолия Рыбакова, описывающий его разговор с Федором Панферовым: «…Кончишь этот роман (речь идет о романе „Водители“. — Д. Ц.), — обращался к Рыбакову Панферов, — сразу начинай другой, тему я тебе даю, как Пушкин Гоголю. Слыхал об этом?

— Конечно, „Мертвые души“.

— Молодец, знаешь историю литературы» (Рыбаков А. Н. Роман-воспоминание. С. 155).

1917

Ср. хотя бы попытку К. Кларк применить антропологическую оптику для описания и анализа соцреализма как производной от «общественного ритуала» «мифологической системы» в книге «The Soviet Novel: History as Ritual» (Chicago, London, 1981), вышедшей на русском языке в 2002 году в Екатеринбурге мизерным тиражом в 500 экземпляров. Или, например, попытку Х. Гюнтера в ряде работ выделить «архетипы советской культуры», слабо поддающиеся строгой фиксации и существующие лишь в воображении исследователя.

1918

Не случайно Горький еще в начале 1930‐х годов, критически отзываясь о текстах Белого, Петрова-Водкина, Федина, Панферова и Пильняка, высказывал опасение, что начинающий писатель, «следуя примеру старого литератора», отойдет от «генеральной линии» в вопросе создания литературных произведений (см.: Горький М. О прозе, [1933] // Горький М. О литературе: Литературно-критические статьи. М., 1953. С. 586).

1919

Описанные И. Н. Сухих механизмы канонизации оказываются неприложимыми к сталинскому литературному канону, поскольку исследователь делает основной упор на практике изучения текстов, на длительный процесс усвоения произведений в рамках средней и высшей школ (см.: Сухих И. Н. Русский литературный канон ХX века: Формирование и