Вечером 22 декабря Черчилль обсуждал с Мартином и Колвиллом возможность поездки в Афины, чтобы «утрясти вопрос». Но до глубокой ночи никакого решения принято не было. Разговоры так затянулись, что Черчилль не поехал в Чекерс, как планировал. На следующий день он работал в постели до пяти вечера. С полей сражений пришла весть о том, что в Арденнах немцы перешли в контрнаступление, американцы потерпели поражение и окружены. Вечером Черчилль приехал в Чекерс, где уже собралась вся семья, готовясь встречать Рождество. Однако по приезде он сразу же предупредил Клементину, что на праздник не останется, а полетит в Афины. Она очень расстроилась, поднялась к себе в комнату и расплакалась.

Вечером Черчилль попросил Колвилла организовать подготовку к полету в Афины. Единственное, чего я опасаюсь, – сказал Черчилль Колвиллу, – это плохой погоды, которая может нас задержать». Утром 24 декабря Иден предложил отправиться в Афины вместо него, но после долгого обсуждения по телефону решили лететь вместе. Они собрались вылететь вечером, в канун Рождества. «Двое ваших друзей, – телеграфировал Черчилль Александеру, – один из которых я, надеются завтра быть в Афинах».

За полтора часа до полуночи, когда вся Британия праздновала Рождество, Черчилль выехал из Чекерса. В 1:05 он уже был в воздухе. Его самолет, американский транспортный С-54 «Скаймастер», переоборудованный специально для премьер-министра, только накануне прошел окончательные летные испытания. «Более роскошного судна даже невозможно представить, – написали Мариан Холмс и Элизабет Лейтон в совместном дневнике. – Спальные места на восемь человек, не считая ПМ, обеденный салон, вращающиеся стулья и шелковые занавески по всему самолету». Снежная буря над Францией вынудила «Скаймастер» подняться на высоту четыре тысячи метров. Черчилля разбудили, чтобы он надел кислородную маску.

Утром 25 декабря приземлились в Неаполе для дозаправки. «Люблю и думаю только о тебе, – телеграфировал Черчилль Клементине. – Очень жалею, что не увидел елку». В 10:45 самолет снова поднялся в воздух. В полете Черчилль продиктовал телеграмму Рузвельту: «Мы с Энтони решили посмотреть, что можно сделать, чтобы распутать этот греческий клубок. Мы не можем бросить тех, кто поддерживал нас с оружием в руках, и должны, если понадобится, сражаться вместе с ними».

В два часа дня 25 декабря «Скаймастер» приземлился в аэропорту Каламаки близ Афин. Черчилль не стал выходить из самолета. Под охраной британских солдат он провел конференцию на борту, пригласив Александера, Скоби, Макмиллана и Липера. Снаружи задувал ветер, и в салоне становилось все холоднее. Было решено пригласить греческих коммунистов к диалогу со всеми партиями Греции с целью положить конец вооруженным конфликтам и создать многопартийное правительство во главе с архиепископом Дамаскином. Черчилль начал готовить коммюнике. Элизабет Лейтон записала: «Пока он диктовал, самолет сотрясало от порывов ветра. Ему было холодно, неуютно, он закутался в несколько пальто. Казалось, у него поднимается температура». В какой-то момент он прервал диктовку и сказал ей: «Пушка стреляла – слышали?»

В четыре часа дня Черчилля повезли на машине на военно-морскую базу в заливе Фалерон. По пути они проехали место, которое рано утром было обстреляно коммунистами. На базу прибыли после заката. Катером его доставили на крейсер «Аякс», флагман средиземноморского флота. Через несколько часов на борт прибыл архиепископ. Когда адмирал и Колвилл сопровождали его в каюту Черчилля, они столкнулись с компанией ряженых, которая бродила по палубам, празднуя Рождество. Гуляки приняли архиепископа, в его черном облачении и высокой шапке, за предводителя конкурирующей веселой компании, но, к счастью, адмирал вовремя успел вмешаться и «предотвратил катастрофу».

Дамаскин произвел сильное впечатление на Черчилля. В тот день, возмущенный злодеяниями коммунистов, архиепископ выпустил против них послание. Черчилль спросил, есть ли у него желание быть председателем конференции, в которой примут участие все греческие партии, включая коммунистов. Дамаскин дал согласие и отбыл в город.

Утром 26 декабря Черчилль вышел на палубу, откуда можно было разглядеть дым уличных боев к западу от Пирея, слышать непрестанные разрывы снарядов и пулеметные очереди. Четыре британских истребителя на бреющем полете атаковали укрепленный пункт коммунистов на склоне одного из холмов, окружающих Афины. Позже, когда Черчилль вернулся в каюту и принялся диктовать Мариан Холмс, рядом с крейсером разорвались несколько снарядов. «Черта с два, промахнулись! – воскликнул Черчилль. – Попробуйте еще раз!»

Когда Черчилль собирался сойти с «Аякса», корабль снова подвергся артиллерийскому обстрелу коммунистов. Потом несколько снарядов разорвались недалеко от адмиральского катера, на котором плыл Черчилль. На берегу его ждали бронированный автомобиль и военный эскорт. Он направился в британское посольство, где, по словам Колвилла, «произнес вдохновенную речь» перед секретаршами, машинистками и шифровальщиками, поблагодарив их за блестящую работу в тяжелейших условиях.

«Я обратился ко всем смелым женщинам, сотрудницам посольства, которые на протяжении многих недель терпели неудобства и подвергались опасностям, но совершенно не утратили бодрости духа», – написал Черчилль Клементине. Затем, в начале шестого вечера, он на том же бронированном автомобиле отправился в конференц-зал Министерства иностранных дел Греции. Среди ожидавших его был и полковник Попов, представитель Сталина.

Делегация коммунистов еще не прибыла. Было непонятно, собираются ли они вообще появиться. В отдалении слышались разрывы снарядов и ракет, выпускаемых британскими истребителями. В помещении, освещавшемся только несколькими светильниками «молния», архиепископ произнес вступительную речь. Он сказал, что готов сформировать правительство и, если необходимо, даже без участия коммунистов. Потом заговорил Черчилль. Он дошел до середины своего выступления, когда, как потом записал Колвилл, «послышался какой-то посторонний шум, и в тускло освещенном конференц-зале появились три разбойника в лохмотьях, предварительно тщательно обысканные, для этого чуть ли не раздетые». Это была делегация коммунистов. Вся процедура началась заново.

После того как архиепископ повторил свою речь, Черчилль сказал делегатам: «Мы с мистером Иденом, несмотря на сражения, бушующие в Бельгии и на границе с Германией, проделали столь долгий путь, чтобы спасти Грецию от несчастной судьбы и вернуть ей былую славу. Мы готовы к консультациям в любое время. Останется Греция монархией или станет республикой – это решать исключительно грекам». Пока Черчилль говорил, снаружи постоянно доносились звуки выстрелов. «В какой-то момент, – записал Колвилл, – рев ракет, выпущенных британскими истребителями по позициям коммунистов, почти заглушил его слова».

Это был, как рассказывал Черчилль Клементине, «крайне драматичный момент. Изможденные лица греков вокруг стола и архиепископ в своем огромном головном уборе, отчего он казался более двух метров ростом. Что касается делегатов от коммунистов, то они выглядели гораздо лучше, чем люблинские самозванцы». Когда заговорили греки, дискуссия стала жаркой. В какой-то момент Черчилль встал и сказал: «Я предпочел бы уйти. Мы начали работу – надеюсь, вы ее доведете до конца». Уходя, он пожал руки трем делегатам от коммунистов. Полковник Попов, присутствовавший на конференции, никак не вмешивался и не комментировал.