— Ты даже говоришь как патера Шелк. — Он поднял фонарь, и его свет залил всю печальную пустую комнату. — Странно слышать твой голос из губ и гортани Хряка. Голос, конечно, гораздо сильнее определяется духом, чем я когда-либо мог предположить. Голос Синели, должно быть, звучал совсем по-другому, когда она была одержима Кипридой.

— Да. Ты сказал, что причина не только в том, что я пришел сюда, Рог. Что же еще?

Он вздохнул:

— Жаль, что я не знал этого, когда мы с Крапивой писали нашу книгу. Я бы еще больше подчеркнул изменения в голосе. Если бы у меня не было света, я готов был бы поклясться, что передо мной лично стоит патера Шелк.

— Стоит перед тобой и удивляется тебе, Рог. Откуда ты знаешь? Я не заставлю тебя отвечать, хотя, возможно, и смог бы. Я все равно буду благодарен за ответ.

— Хотел бы я иметь ответ получше. Прошлой ночью мне приснилось, что Хряк снял повязку, и, когда он это сделал, его лицо было твоим. Значит, я что-то почувствовал. Мы называем его Хряк и говорим о нем так, как будто это действительно его имя; но это просто обычное вайронезское имя, которое он выбрал для себя вчера.

— Я помню.

— Конечно. Сегодня вечером Гончая сказал, что наши имена связаны — Гончая и Рог, словно охотничья гостиница. Это заставило меня задуматься об имени Хряка, потому что я чувствую себя ближе к Хряку, чем к Гончей, хотя Гончая был так добр к нам, и я вспомнил старую поговорку, что нельзя сделать шелковый кошелек из уха свиньи. Шелковый кошелек обычно означает кошелек, сделанный из шелка, но это также может быть кошелек, содержащий Шелка.

Хряк хихикнул.

— Хряк, или ты в Хряке, счел бы забавным дать пословице ложное истолкование — так мне показалось. Кроме того, редко кому нравятся люди, которых боятся; но Гончая любит Хряка и боится его. Ты был единственным человеком из всех, кого я знал, кто обладал таким бессознательным обаянием, но у Хряка оно есть. И, как ты сказал, Хряк разыскал эту комнату, которая раньше принадлежала Гиацинт, и пришел в ярость от перспективы быть потревоженным здесь.

— Это Хряк разозлился, — сказал Хряк.

— Я знаю. В каком-то смысле ты — Шелк, но в конечном счете ты действительно Хряк, именно такой, каким кажешься. Хряк, которому были даны некоторые новые инструкции.

— Чо х'эт ты сказал, кореш?

— Я сказал, что не хотел нарушать твое уединение, что я чрезвычайно благодарен тебе за то, что ты позволил мне провести хотя бы несколько минут в этой комнате, и что сейчас я вернусь к Гончей и оставлю тебя наедине с твоими мыслями.

— Никохда не х'имел ни х'единой, кореш. — Хряк снова хихикнул. — Пойду с тобой, х'ежели ты не против моей компании.

— Я был бы рад ей, и, возможно, мы сможем найти немного дров. Как ты думаешь, это возможно? — Он тяжело вдохнул.

— Чо х'эт ты так тяжко вздыхаешь, кореш?

— В этой комнате несколько окон. Без сомнения, ты сам их нашел.

— Он нашел? Он нашел. Х'йа.

— Ну, облака разошлись как раз в тот момент, когда я закончил говорить, и я увидел вспышку небоземель. Это значит, что солнце снова горит. Когда мы уедем, будет уже светодень. Я... Я понимаю, что для тебя это не имеет никакого значения, Хряк, но это будет иметь огромное значение для Гончей и меня, и даже для ослов, я полагаю.

— Ха! Хочу шоб х'эт х'имело значение для мя, кореш. Поможешь мне найти зенки, х'йа?

— Я сделаю все, что в моих силах, Хряк. Даю тебе торжественное обещание.

Дверной проем был слишком мал, чтобы они могли выйти из него рука об руку, хотя обоим этого очень хотелось. Как бы то ни было, он отступил назад, позволив Хряку встать на колени и проползти перед ним. На мгновение ему показалось, что голый пол и покрытые плесенью стены сметены в сторону, и он снова видит былую роскошь и великолепие: богатый узорчатый ковер с розово-золотыми женщинами и огромная кровать из душистого дерева с черными и малиновыми простынями. Вино и шоколад благоухали в воздухе, а светящиеся огоньки, значительно более яркие, чем фонарь, который он держал в руках, роились под потолком, их сияние держала в узде осторожность шепчущей пары в кровати.

Затем сапоги Хряка исчезли в дверном проеме, оставив после себя только тишину, руины и его. Вздохнув, он тоже вышел, преследуемый насмешливым беззвучным смехом Гиацинт.

Невозможно записать все, что произошло с тех пор, как я писал в последний раз. Когда я вернулся на Виток и Шелк заговорил со мной через моего друга Хряка, мне не терпелось услышать все, что случилось с ним с тех пор, как мы летали в Главный компьютер. Он так и не выполнил мою просьбу, хотя мне было позволено мельком увидеть кое-что, и теперь я понимаю, почему он этого не сделал. Есть события, которые требуют настолько долгого описания, что Виток может исчезнуть прежде, чем какой-либо отчет дойдет до сути дела. Это как раз такое, но я сделаю все, что смогу.

Прежде чем начать, я должен сказать, что теперь мы очень удобно расположились в доме, который принадлежал судье Хеймеру. Сейчас он принадлежит мне — подарок города. Перед отъездом я надеюсь продать его; нам с Крапивой понадобятся деньги, Шкура и Вадсиг хотят построить не только дом, но и лодку, и, вероятно, Копыто скоро женится. Я заметил, что, когда один близнец что-то делает, другой не отстает.

Говоря о Вадсиг, я должен сказать, что перед моим судом я долго выспрашивал ее, заметив на слушании, что она была одержима. Я предполагал — вернее, надеялся, — что ее обладательницей была Джали. И в этом я ошибся.

— Кто ты такая? Я знаю, что на самом деле ты не Вадсиг. Если ты хочешь, чтобы мы думали, что это так, ты должна научиться говорить так же, как она.

Она бросила на меня вызывающий взгляд, который я уже видел раньше, когда она описывала свою ссору с поварихой:

— Мы пришли, чтобы помочь. Ты должен поблагодарить нас.

— Мне определенно нужна помощь. Большое спасибо.

— Так-то лучше. — Она улыбнулась.

— Ты говоришь о себе «мы». Сколько вас здесь?

Она хихикнула:

— Какое это имеет значение?

— Так я смогу сказать, когда вы все уйдете, — сказал Шкура. — Я хочу, чтобы Вадсиг вернулась.

— Она все еще здесь. — Ее голос изменился. — Скоро нам придется уйти. Онорифика придет и разбудит меня. — Возвращение к прежнему тону. (Я не буду продолжать отмечать эти изменения; они были слишком частыми.) — Есть в этом и что-то хорошее. Я могу есть.

Чтобы развлечь их, я сказал:

— В таком случае вы не Мукор. Я думал, что так могло бы быть, но Мукор, по-моему, приходит одна.

Вадсиг снова хихикнула.

— Мы не думаем, что это смешно, правда, Отец? — сказал Шкура. — Кто такая Онорифика? Это та девушка, которая думала, что ты можешь заставить свою палку говорить?