окружающей действительности. Словно зверь в глубокой волчьей яме, понимающий, что выбраться из нее он не в силах. В первый раз она была на третьем курсе, во второй в ординатуре. Оба раза инвазивный военнослужащий лежал в госпитале с ранениями, и оба раза про него рассказывали жуткие байки. Она, как врач, конечно, не верила в то, что инвазивные пьют кровь убитых ими лигов, но, глядя на устрашающе злобный вид Ершова, зловеще гудящего через «намордник» ответы на вопросы хирурга, невольно допускала такую возможность. Если всю жизнь провести в секторе для инвазивных, когда от тебя шарахаются нормальные люди, и два десятка лет заниматься тем, что либо убивать лигов, либо сражаться за собственную жизнь, когда лиги пытаются убить тебя, с тобой еще и не такое станет. Поэтому она всегда старалась держаться подальше от инвазивных. Они, разумеется, не виноваты, что с ними так вышло. Но она в этом не виновата тем более. А рисковать не хотелось. Мало ли… Инвазивные всегда считались группой риска, озлобленным на всех подряд контингентом, первыми кандидатами на нарушение закона.

Когда Виолетте сообщили, что она направляется на рейд по отлову рабов вместе со штурмовой ротой в качестве полевого врача, она как-то упустила из виду этот момент. А теперь ей очень не по себе, тут три десятка инвазивных, включая Ершова. Говорят, он законченный маньяк, получает удовольствие от процесса убийства и может без колебаний лишить жизни человека или лига, ему все равно, был бы повод. А тут Ершова определили ей помогать! Впрочем, сейчас это, наверное, даже хорошо. Когда она впервые проверяла первую партию захваченных лигов на предмет их соответствия физическим кондициям, необходимым для рабов, произошло довольно неприятное происшествие.

Поначалу все шло согласно стандартному протоколу действий. Военные окружили участок развалин в руинах Красноярска и начали поиски. Через час к стоящим под охраной БМП грузовикам рейда привели первую партию лигов. Подходить к ним, надо признаться, Виолетте было очень некомфортно. Грязные, заросшие шерстью подобно представителям мутафауны, покрытые гнойниками и язвами, эти существа, изуродованные генетическими мутациями, походили на людей лишь издали. Да и то не все. Прямоходящих было всего четверо, остальные передвигались кто как, в основном на четвереньках или при помощи самодельных костылей. Из тех, что бегали быстро, пара штук выглядела довольно крупными и сильными, но мыслила плохо, а самые сообразительные, конечно же, оказались немощными сверх всяких исключений. Промучившись четверть часа, Виолетта отобрала меньше десятка особей на основании внешнего осмотра и теста на дееспособность.

– Это все, – сообщила она солдату, стоящему рядом с ней. – Остальные в рабы не годятся: либо совсем уж ничего не соображают, либо степень инвалидности слишком велика. Такие будут работать полчаса, а клянчить обезболивающее полдня. Можете их отпускать.

Солдат кивнул и что-то коротко произнес на армейской частоте. Окружающие Виолетту бойцы затолкали новых рабов в обитый железом прицеп, за вечную грязь внутри прозванный народом «свинарником», и грозными криками погнали отсеявшихся лигов прочь от района поисков, подгоняя их пинками и тычками автоматных стволов. Неожиданно один из уродцев, ковылявший на двух костылях, развернулся и устремился к ней.

– Госпожа президент! – Перекошенная мутацией верхняя челюсть лига не позволяла ему полностью закрывать рот, из-за чего его длинная борода, больше похожая на свиную щетину, была густо вымазана в желтой слюне, а голос звучал нечетко и шепеляво. – Возьмите меня в рабы! Я смогу работать! Я умею договариваться с умалишенными! Мне хватит и половины еды, я мало ем!

Ближайший к нему солдат схватил отвратительного уродца за шиворот и рванул на себя, не позволяя ему продолжить движение, но тот внезапно вывернулся, оставляя в руках бойца какое-то рваное тряпье, и заковылял к ней с удвоенной скоростью, никак не вяжущейся с калекой на костылях. В первую секунду Виолетта остолбенела от страха, что позволило лигу приблизиться еще сильнее.

– Не подходите ко мне! – испуганно закричала она, попятившись. – Слышите?! Прочь! Прочь!

Виолетта замахала на него руками, но споткнулась об обломок прогнившей балки, торчащий из спрессовавшейся под воздействием времени кучи строительного мусора. Она не удержалась на ногах и упала на спину. Несколько солдат немедленно бросились к ней, и один из них ударом ноги выбил у лига костыль. Уродец рухнул, но тут же извернулся, переворачиваясь на бок, и покатился к ней, не переставая вопить:

– Госпожа президент! Возьмите меня в рабы! Я мало ем! Я могу работать! Я не умалишенный!

Пока Виолетта поднималась, что сделать закованному в скафандр человеку с непривычки оказалось непросто, он умудрился подкатиться к ней и ухватиться в ногу, из-за чего она упала вновь. Подоспевшие солдаты попытались оторвать его от нее, но лиг вцепился так, что бойцы отрывали от земли Виолетту вместе с уродцем. Кто-то из солдат несколько раз наотмашь ударил лига автоматным прикладом, но тот не ослаблял хватки и лишь хрипел, брызгая слюной и сверкая белками закатившихся глаз:

– Шприц! Дайте мне шприц! Я все сделаю! Я могу работать! Дайте шприц! Ради Шаро Предрекшей! Умоляю! Шприц! – Он резким движением выбросил руку, словно хотел схватить нечто эфемерное, и его уродливая ладонь, сросшаяся в одну из двух, скользнула по гермошлему Виолетты, оставляя на лицевом щитке гнойный след.

– Уберите его от меня! – Она пыталась вырваться из хватки безобразного инвалида, неожиданно оказавшейся железной. – Уберите!!

Раздался выстрел, затем еще один, на вымазанный гноем лицевой щиток гермошлема брызнули капли крови, лиг забился в судорогах, издавая надсадный булькающий хрип, и вскоре затих. Однако отцепить его от Виолетты так и не удалось, и один из солдат, взяв из грузовика топор, перерубил мертвецу руку в двух местах, освобождая ее из плена. Глядя на все это сквозь заляпанный кровью и гнойными разводами лицевой щиток, Виолетта с трудом сдержала рвотные позывы.

– Внешних повреждений скафандра не вижу, – сообщил солдат, осматривая ее ногу. – Проверьте герметичность, доктор!

Виолетта подрагивающими от еще не улегшегося испуга пальцами открыла крышку диагностического блока, встроенного в скафандр, и с облегчением выдохнула, увидев зеленый огонек индикатора герметичности. Спасибо Шаро Предрекшей, все обошлось! Статус инвазивного вкупе с «намордником» ей не грозит. От этой мысли сразу стало легче, но еще полчаса она фанатично оттирала дегазационным раствором свой скафандр от лиговских следов, а всю следующую ночь ей снились жуткие кошмары, наполненные испускающими потоки гноя уродливыми лигами, хватающими ее за лицо.

Повторения такого инцидента не захочет никто, так что сейчас она отчасти была даже рада видеть приближающуюся мощную фигуру в укрупненном армейском скафандре индивидуального кроя. Все-таки инвазивный Ершов пугал ее меньше, чем перспектива получить генетическое заражение.