– Пи-Джей, поехали отсюда!

Наконец им удалось прорваться, и Пол направил машину к дому Лафонтанов. Офелия вышла, но он остался за рулем.

– Я должен вернуться, Мин.

– Пожалуйста, Пи-Джей, не надо!

Но он уехал обратно, в самую гущу беспорядков. Демонстранты забирались на машину, спасаясь от солдатских дубинок. Пол вывез еще некоторое количество раненых гражданских, но сам не пострадал. “Ему важно было видеть все своими глазами, – пояснила Офелия, восстанавливая в памяти те события. И добавила: – Эта вонь горящей резины привязывается намертво. Для меня она с тех пор всегда ассоциируется с политическим насилием”.

Канжи насилие более или менее обошло стороной, но и здесь атмосфера ощутимо изменилась. В прежние годы, до изгнания Бэби Дока, крестьяне редко осмеливались обсуждать политику. Теперь же, как выражались гаитяне, babouket la tonbe – “свалился намордник”. “Сельские жители не только заговорили на темы, ранее запретные, – писал Фармер. – Они и на старые проблемы стали смотреть по-новому”. Если раньше они задавались вопросом, являются ли микробы причиной диареи у младенцев, то сейчас их уже интересовало, не грязная ли вода служит причиной инфекции. А грязная вода – она разве не результат небрежения, бестолковости и жадности правительства?

Запах горящих шин – запах мятежа, баррикад и массовых убийств – на долгие годы воцарится в Республике Гаити, а следовательно, и в жизни Пола с Офелией.

В 1988 году Офелия переселилась к Полу в Бостон, и они стали жить вместе. В его учебе наступил этап так называемых клинических ротаций – поочередной практики в разных бостонских больницах, обычно по месяцу в каждой. Пол старался не пропускать ни дня. Но и в Бостоне он постоянно думал о Гаити. Когда Офелия еще только начинала работать с ним, он сказал ей: “Нам надо привлечь сюда ресурсы. Поможешь?” Вернувшись в Англию в конце лета 1985 года, девушка самостоятельно организовала скромный сбор средств, на которые потом по указанию Пола приобрела десять весов для взвешивания младенцев, чтобы в рамках его продолжающегося медицинского соцопроса определять детей, подверженных риску. Следующим летом она привезла весы и остаток денег в Канжи.

К тому времени они уже подумывали о создании организации, которая поддерживала бы систему здравоохранения, постепенно образующуюся в окрестностях Канжи. Том Уайт согласился поспособствовать делу и в 1987 году претворил идею в жизнь – нанял юриста для подготовки документов, чтобы учредить в Бостоне общественную благотворительную организацию под названием “Партнеры во имя здоровья”, а также ее дочернюю организацию в Гаити, “Занми Ласанте”. “Партнерам” предстояло заниматься сбором средств, освобождать полученные деньги от налогов и переправлять их в Канжи. Пока что это были в основном деньги Тома Уайта – он дал миллион долларов в качестве, как он сам выразился, семенного капитала.

Привлек Фармер и еще одного преуспевающего друга, соученика по Дьюку Тодда Маккормака, теперь проживавшего в Бостоне. Маккормака несколько удивил сам факт, что его, двадцативосьмилетнего сотрудника отцовского предприятия, приглашают куда-то в консультативный совет, но он понимал, как серьезны намерения Фармера, и охотно согласился. У него сложилось впечатление, что для Фармера ПВИЗ не просто стратегический шаг, но еще и путь к основанию своего рода новой религии. “Таким образом, он придавал законный статус идеям, в которые столь страстно верил, запускал ковчег, на котором можно брать с собой друзей, – объяснял мне Маккормак. – Персональная церковь Фармера”.

Через несколько месяцев после официального учреждения ПВИЗ Фармер расширил состав группы, пригласив и соученика по Гарварду. Американец корейского происхождения Джим Ён Ким тоже занимался антропологией и медициной. В Бостоне они с Полом не раз вели беседы, весьма напоминающие те бесконечные, скачущие с темы на тему разговоры с Офелией в Порт-о-Пренсе, и в результате Джим присоединился к ПВИЗ. Концепция нового предприятия в изложении Фармера показалась ему убедительной. Реальность выглядела менее презентабельно: благотворительная организация размещалась в офисе из одного кабинета над кембриджским рыбным ресторанчиком и, помимо консультативного совета, насчитывала ровно одного штатного сотрудника – пьющего непризнанного поэта. По сути, вся организация состояла из Пола, Офелии, Джима и Тома Уайта, и они много времени проводили вместе. Иногда молодая троица ночевала у Тома, в каком-нибудь из его домов. Он уходил спать намного раньше молодежи, а по утрам ворчал на них: “Ума не приложу, о чем можно трепаться ночь напролет”.

А “трепались” они, например, о политкорректности, которую Джим определял следующим образом: “Весьма хитроумный способ рассеивать внимание. Занятие, зацикленное само на себе. Подчищай свой словарный запас, чтобы показать всем вокруг: ты не абы кто, ты вращаешься в тех кругах, где постоянно обсуждаются такие вещи”. (В чем же выражается политкорректность? Некоторые ученые педанты придирались к Полу и Джиму: “А почему вы называете своих пациентов бедняками? Сами же они себя так не называют”. На что Джим отвечал: “А без пяти минут покойниками – годится?”)

Заходила речь и о том, сколь незначительны так называемые культурные барьеры, когда дело касается отношения гаитянских крестьян к западной медицине: “Проще всего человеку пересмотреть свои культурные ценности, если ему предлагают эффективное лечение”.

Говорили и о роли внешнего вида: “Радикалы, считающие необходимым рядиться в гватемальские народные костюмы, – остолопы. Бедняки не хотят, чтобы мы выглядели как они. А хотят, чтобы мы надели деловой костюм и дали им еды и воды. Запятая”.

Некоторые считали, что медицина лишь смягчает симптомы нищеты. С этим молодые люди соглашались и готовы были объединить усилия со всяким, кто искренне пытается изменить политико-экономические условия в таких странах, как Гаити. Но вместе с тем они опровергали заявления иных доморощенных радикалов, что, мол, добрые дела без революции только затягивают статус-кво, а проекты вроде медцентра в Канжи лишь усугубляют “зависимость”. Но бедняки-то страдают, “мрут как мухи”! “Партнеры во имя здоровья” верили, что необходимо переправлять ресурсы из Штатов в Канжи, “сбрасывать с крутого откоса неравенства”, чтобы помогать неимущим напрямую и безотлагательно. Они называли это “прагматической солидарностью” – термин, возможно, неуклюжий, но суть у него замечательная, ибо, если претворяешь ее в жизнь, определений можно и не выдумывать, достаточно просто указать на достигнутые результаты.

Если Пол, Джим и Офелия шли куда-нибудь ужинать, дискуссии не кончались до закрытия ресторана. После они отправлялись к Джиму, чтобы продолжить. Много разговоров посвящалось самоопределению, и зачастую ребята отталкивались от того, чем они не являются. БЛ вечно твердили: “Не бывает черного и белого”. В некоторых вещах очень даже бывает, возражали молодые люди, встречаются “зоны этической ясности”, ЗЭЯ. Есть ситуации, пусть и редкие, когда абсолютно ясно, что надо делать. Но такого рода правильные поступки всегда сопряжены с осложнениями и трудностями. Эти трудности тоже много обсуждались: как Пол и Джим будут совмещать работу в ПВИЗ и учебу, экзамены, каковы дальнейшие действия организации в опекаемом ею районе Гаити, где ЗЭЯ попадаются на каждом шагу.