– Значит, загадочный колонист сам был из банды.

– Скорее всего.

– И как мне найти братьев Кочегар? Надеюсь, они не станут поджаривать Бакста и Нильса… Хотя иногда не мешало бы.

– Шефа городской полиции зовут Шарманке. Он мой хороший приятель и сдаст тебе в аренду этих горилл с автоматами. И не смотри на меня как на расиста, так сам начальник полиции их называет.

– Даже в полиции торгуют людьми.

– Это же Африка. Кочегары будут охранять вас по пути в Бамако. Но ты не торопись в столицу. Я хочу предложить настоящую сенсацию. Тебе и японцам, настоящий эксклюзив…

– Постой! – перебил офицера Анри. – Ты произносишь святое слово «эксклюзив» и вспоминаешь о японцах. Между собой это вообще никак не стыкуется.

– Ну что вы за люди, – вздохнул офицер, – никакой цеховой солидарности.

– О чем ты, Жак?

– Мы вот-вот арестуем кочующую с континента на континент международную террористку. Уникально подготовленную в военном смысле. Именно она сбила из зенитной установки наш боевой вертолет Gazelle.

– Ассаламу алейкум, – сипло произнес Хомахи, – ты спала с пистолетом в руке.

Тактические часы на руке показывали 7:15 утра. Она не ответила на приветствие, пускай думает о ее воспитании что угодно. Села на спальнике, сунула «глок» в кобуру и прислушалась. Братья Номмо выли над бедуинским шатром тихонько, словно выбившиеся из сил шакалы. После ночной ликвидации психованного повстанца предстоящий разговор «по душам» (точнее, на короткой дистанции) с человеком из террористического списка ООН больше не казался мероприятием отвратительным. Так уж вышло, что ночью они пили кофе из одного термоса, а потом сообща закопали убитого ею повстанца. Это были новые ощущения, легкие и пугающие одновременно.

– Ты прятала пистолет в машине, – сказал он, не дождавшись ответного приветствия, – хитро, но неразумно для нашей пустыни.

– Лучший пистолет – это автомат, – она кивнула на сумку с калашниковыми в глубине шатра.

– Ночью, пока я копал могилу для твоих мертвецов, ты пробралась к джипу и достала пистолет, – укоризненно добавил Хомахи. – Клянусь Аллахом, это нехорошо.

Он приподнялся со своего спальника и, глядя в сторону, протянул ей кружку с кофе, экономно налитым из термоса. Она была вынуждена посмотреть на свои руки в темных кровяных разводах, различимых даже в полутьме. Куртка, брюки и даже ботинки – в засохших бурых пятнах. Ее затошнило, и она подхватила кружку. После пары маленьких глотков дурнота отступила – все-таки это был настоящий крепкий кофе, с кардамоном, без сахара, а не туарегский чай со сладкой пенкой. Нехотя поставила Хомахи плюс.

Он еще не успел замотать физиономию черной тряпкой, и девушка сквозь полуопущенные ресницы разглядела худое лицо, светлые глаза, как у того следопыта по прозвищу Крокодил из старого австралийского фильма. Она должна прямо сейчас выжать всю информацию о маме, о ее жизни «при дворе» ливийского диктатора Каддафи, а потом, не мешкая, уехать в Бамако. Атмосфера вокруг сгустилась и стала враждебной. Кто знает, на какие подлости способен этот бывший военный советник диктатора? Он стал свидетелем, как она разделалась с парнем из знатного туарегского рода, а у птенчика наверняка полпустыни мстительных родственников. Еще Хомахи может запросто солгать, заявив командующему, что это она отрезала голову старику Ориону, ведь ошибки, допущенные в ходе операции, проще всего свалить на пришлую иностранку. Гленн не раз повторял курсантам: «Каждым мускулом, каждым своим нервом хорошо подготовленный спецназовец должен чувствовать, что пора валить из бара». Из столицы Бамако она улетит в Каир или косоварскую Приштину. Обладателям йеменского паспорта гарантирован въезд в Египет на три месяца, а в Косово виза вообще не нужна. Она найдет работу в гуманитарной организации, начнет выступать в телевизионных ток-шоу, сделает карьеру в европейской политике и войдет в список Forbes «30 under 30».

– Скажите, Омар, когда вы видели мою маму в Ливии в последний раз, она уже была ранена?

Простой эффективный прием, но он не сработал.

– Я всю ночь ждал, что ты слетишь с катушек и застрелишь меня, – невозмутимо произнес он, – или зарежешь.

– Да, я нашла в углу свой кинжал… И все-таки скажите, моей маме часто приходилось видеть полковника Каддафи?

– Нельзя спать с пистолетом в руке, Медина, это харам.

Упрямый джихадист не собирался рассказывать про жизнь матери в Ливии. Или не знал, но нагонял таинственность. Нет! Такого просто не может быть!

– У вас снаружи верный мехари, а в голове встроенный компас, – она процитировала слова, сказанные им ночью. – Чего мучились? Скакали бы в свою пустыню, которую так любите.

Капля запрограммированного хамства была необходима, чтобы выбить упрямца из равновесия, немного позлить, а потом на контрасте одарить любезным тоном. Он ее опередил.

– Ты размышляешь, как бы уклониться от участия в захвате адмирала, – размеренно произнес Хомахи и покачал головой: мол, плохая идея.

Она вздрогнула; впервые рядом произнесли слово «захват», имея в виду, что это она и будет захватывать заложника. Раньше на ее родине в северном Йемене похищение не считалось чем-то некультурным, позорным. В былые времена тысячелетней традицией, неотъемлемой частью жизни горцев был киднеппинг. Заложник получал лучшее место у очага и самые вкусные куски мяса за общим столом. Таково было неписаное правило во всех племенах. И немудрено, ведь за-втра заложником мог оказаться любой из захватчиков. В семидесятые годы, восьмидесятые и даже девяностые, когда в Йемен наведывались иностранцы, была даже экзотическая опция для туристов – «похищение на три дня». Горцы устраивали «пленников» с комфортом в сельских домах-башнях, возили по самым живописным окрестностям, рассказывали местные героические байки, давали пострелять из разных видов оружия, пофотографировать. В начале нулевых ситуация изменилась. Через Аденский залив приплыли джихадисты из Сомали и других африканских стран. Они открыли горцам глаза. Оказывается, на заложниках можно заработать, если ставить их перед нешуточным выбором «жизнь или смерть», а еще экономить, понизив статус пленника до домашнего скота. Ее простые, как пехотная винтовка, соплеменники сердились, обижались, но вскоре переняли африканский опыт. Началось все с отдаленной провинции Саада, где в плен были захвачены инженер из Великобритании, семья врача из Саксонии с тремя маленькими детьми, две студентки медицинского факультета из Германии и учительница из Южной Кореи. Изуродованные тела немецких медсестер и кореянки были обнаружены позже в южной части страны. Супружеская пара врачей была также убита похитителями (двух маленьких детей удалось спасти силами местных спецслужб), а британский инженер пропал без вести. Она проходила практику в отделе госбезопасности, поэтому знала все ужасающие, мерзкие детали и с тех пор к захвату людей относилась очень плохо…

– Ты считаешь меня террористом? – вдруг спросил Омар Хомахи.