Противники кампании устремляются и по другому пути, открывшемуся после сталинской статьи: они настаивают на возможном использовании самокритики классовыми врагами и множат примеры выступлений бывших троцкистов, кулаков… Наконец, они предполагают отвлечь самокритику от ее обычных мишеней и предлагают направить «огонь самокритики» на самих рабочих:

«…необходимо сделать такое решение, в котором самокритика на предприятиях была бы направлена в сторону выявления недочетов в среде самих рабочих, в сторону поднятия дисциплины. <…> Необходимо, чтобы рабочие сами себя критиковали»{291}.

Все эти критические выступления остаются тем не менее под контролем, и к концу второго дня пленума постепенно верх берут сторонники официальной линии, которые приравнивают осуждение последствий самокритики к осуждению этой политики как таковой. А затем начинают персонально атаковать выступавших. Все предлагавшиеся ограничения кампании отброшены, в частности в речи Е.М. Ярославского, второго человека в организации{292}. Лебедь заявляет, что не может быть и речи о том, чтобы проводить расследование до публикации разоблачительного материала: «…это значит уничтожить самокритику»{293}, в то время как Ярославский полагает, что соблюдение необходимых бюрократических процедур приведет к потере времени и в результате защитит влиятельных людей за счет более слабых. Кроме того, имена «виновных» должны быть преданы огласке, так как рабочему необходимо показать «конкретного виновника и конкретные причины» выявленного недостатка{294}. Возражение относительно риска скатиться к контрреволюциии также отброшено на том основании, что массы умеют отделить зерна от плевел и знают, чем отличается «здоровая критика от враждебной»{295}. Даже вопрос о праве на ответ решается в пользу свободы критики: следует относиться к этим опровержениям «с осторожностью», потому что они слишком часто носят «отписочный канцелярский характер»{296}. Решено оставить без внимания замечания недовольных руководящих работников-производственников. Решение это вполне сознательное и ответственное. Сторонники самокритики не игнорируют и не уклоняются от решения проблем, существование которых практически отрицалось на пленуме ЦКК, они долго и тщательно обсуждали их на подготовительном заседании 18 августа 1928 года. Самые высокие партийные чины информированы об этих «извращениях самокритики в специальных циркулярах и докладах»{297}.

Таким образом, пленум принимает решение о продолжении и расширении кампании. В резолюции было твердо заявлено о необходимости не оставлять предпринятых усилий и разворачивать самокритику. Резолюция призывает мобилизовать все силы (партию, руководящих работников, комсомольцев, добровольцев, профсоюзы) на развитие этого движения. Критические замечания, прозвучавшие во время пленума, отодвинуты на второй план и выглядят малозначительными. Недостатки, названные вначале, — это не злоупотребления, а «недоработки». Роль прессы приветствуется и квалифицируется как «положительная», в то время как попытки навязать предварительную проверку критических материалов, которые публикует пресса, официально подвергнуты осуждению. Кроме того, заявлено, что должны быть привлечены «к самой суровой ответственности те работники и руководители аппарата, которые или сами преследуют, или допускают преследования за самокритику рабочих, рабкоров, работников производственных совещаний, контрольных комиссий»{298}. И хотя подтверждается необходимость предоставлять возможность для публикации опровержений, некоторые из них охарактеризованы как «лжеопровержения». Такая формулировка ставит под сомнение добросовестность тех, кто их пишет, и фактически является основанием для редактора отказаться от его публикации.

Уже после августовского пленума 1928 года вышла брошюра, в которой отметались все аргументы в пользу ограничений, которые могут быть наложены на самокритику. Автор брошюре подробно и аргументированно инструктирует, как следует заниматься самокритикой{299}. Размер этого текста (около 75 страниц) означает, что брошюра, по всей видимости, не предназначался для широкого публичного распространения, она обращалась прежде всего к руководящим работникам партии[89]:

«Но товарищи, сосредоточивающие все внимания на вопросах о “пределах”, о “критериях”, о “гарантиях” в области самокритики, действуют только на руку тем бюрократам и чинушам, которые в поисках мирного, беспечального существования и из боязни стать объектами критики, всячески тормозят проведение лозунга самокритики»{300}

Этот документ воспроизводит уже известные нам аргументы, отстаивает значение прессы, рабочих и крестьянских корреспондентов, призывает к усилению кампании. Редко где ее реальные цели были определены так явно, как здесь. Его автор, С.Б. Ингулов, открыто говорит, что развитие самокритики имеет целью ликвидировать другие формы протеста: забастовки и демонстрации{301}.[90]

Августовский пленум завершает период дискуссий, во время которых, как мы видели, были сформулированы основные проблемы, связанные с новой формой социального протеста, поддержанного властью. Однако пленум не покончил с недовольством и нареканиями. В декабре 1928 года РКИ Нижегородской губернии выделяет три типа руководителей — в зависимости от отношения к кампании{302}: первые в полной мере участвуют в кампании (составитель доклада специально отмечает, что таких руководителей «сравнительно мало»), вторые относятся к ней пассивно (таких руководителей большинство: они выслушивают критику, но ничего не делают для того, чтобы исправить выявленные недостатки) и, наконец, третья группа объединяет тех, кто открыто противится кампании («таковых также значительное количество»).

Население также до конца не осведомлено о тех возможностях, которые для него открываются, как о том свидетельствуют письма, полученные Лебедем после опубликования его речи в «Правде».

«Уважаемый товарищ ЛЕБЕДЬ!

Читая Ваш доклад, можно констатировать факты, что Вы действительно мало уделяете внимания существу работы, а руководствуетесь больше соображениями у себя в кабинете.

Разве Вам только теперь стало известно, что на селе есть партийный зажим?