Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Однажды около шести часов вечера я направлялся в море, чтобы зарядить батареи. Мы увидели группу самолетов, которые летели на восток на высоте примерно 5000 футов. Я определил их как “Бленхеймы”, мы дали опознавательный сигнал, и тут, к своему ужасу, я увидел, что они снижаются и пикируют прямо на нас. Мы произвели срочное погружение так быстро, как только смогли; когда мы погрузились примерно на 70 футов, послышались взрывы бомб. Они взрывались вокруг кормы настолько близко, чтобы сорвать люк машинного отделения и причинить определенные разрушения. Уже ночью из Адмиралтейства пришел запрос: были ли наши субмарины в таком-то месте в такое-то время. На этот запрос я ответил буквально следующее: “Да, это был я. Хорошая атака. Снаряды прошли близко”. Я потом получил выговор за это донесение — они подумали, что он был довольно пренебрежительным по отношению к Королевским ВВС, которые тем временем отрапортовали о поражении цели. Мне пришлось отправиться к береговому командованию и извиниться перед ним. Вопрос на 64 000 долларов был в том, почему меня не опознали. По их словам, им показалось, будто я стреляю по ним, но до сих пор сочетания опознавательных сигналов четко и ясно утверждаются каждый день. Им следовало опознать нас как дружественную субмарину, но они не опознали. Вообще, в те дни на нас так часто нападали дружественные самолеты, что на подводных лодках вошло в привычку, подавая сигнал о прибытии, сообщать: “Ожидайте прибытия в такое-то и такое-то время, дружественная авиация присутствует"».
Итак, первые два-три месяца операций были не слишком удачны, и Черчилль решил действовать. 9 января 1940 года он назначил вице-адмирала сэра Макса Хортона, героя Первой Мировой войны, прославившегося на Балтике, командующим подводными силами. Но если Хортон собирался повторить балтийскую кампанию 1914 года, за которую немцы обвинили его в пиратстве, то ему пришлось отложить это намерение. В первые три дня на его стол ложились только неутешительные сообщения о потерях британцев:
«Сихорс»: потоплена германской 1-й флотилией минных тральщиков в Гельголандской бухте. Погибла команда из 39 человек.
«Андин»: затоплена командой после того, как была поражена глубинными бомбами с немецких минных тральщиков M1201, M1204 и M1207 в Гельголандской бухте. Члены команды взяты в плен.
«Старфиш»: поражена глубинной бомбой и потоплена немецким минным тральщиком М7 в Гельголандской бухте. Команда спаслась, чтобы отправиться в лагерь для военнопленных.
Как и во времена Первой Мировой войны, Гельголандский залив и пролив Скагеррак уже стали охотничьими угодьями британских субмарин, когда немецкие подводники начали неограниченную подводную войну. Немецкие корабли, оставляющие свои порты, представляли собой наиболее приоритетные цели для англичан. Были все основания опасаться также, что британские экспедиционные силы, пересекающие Ла-Манш, будут естественной мишенью как для германских подлодок, так и для «Люфтваффе». К тому же германский флот с начала декабря занимался установкой обширных минных полей, его корабли подходили все ближе к берегам Британии.
Ответственность за британский подводный флот в новом, 1940 году легла на плечи Макса Хортона. И он, и Первый лорд Уинстон Черчилль были озабочены двумя исключительно важными аспектами. Во-первых, существовала возможность германского вторжения в скандинавские страны, что практически означало бы переход этих вод под контроль противника. Во-вторых, необходимо было воспрепятствовать свободной поставке железной руды из северной Швеции в Германию, поскольку это сырье превращалось в корабли и самолеты. Руду провозили через незамерзающий порт Нарвик на севере Норвегии, все еще остававшейся нейтральным государством. Такая проблема уже возникала во время Первой Мировой войны. Два этих вопроса, волновавшие британских военных специалистов, отвечавших за стратегическое планирование, в начале года слились в один: 9 января Германия вторглась в Данию.
В тот же день британский Военный кабинет объявил, что британские подводные лодки с этого времени будут топить немецкие транспортные корабли в пределах видимости, а двумя днями позже расширил этот приказ указанием держать под прицелом любой корабль в радиусе 10 миль от норвежских берегов. То, что Макс Хортон еще неделей раньше бросил практически все свои силы к Норвегии, доказывало разумную предусмотрительность с его стороны. Хотя британские соединения находились достаточно далеко от Балтики, где прославился Хортон, он отправил все субмарины, какие можно было выделить, на соединение с лодками, которые уже выполняли патрулирование, перекрывая все выходы Германии из Гельголандской бухты, проливов Скагеррак и Каттегат.
Пролив Скагеррак между южным побережьем Норвегии и Ютландским полуостровом Дании имел жизненно важное значение. Вместе с проливом Каттегат он соединял Северное море с Балтийским. Имеющий около 150 миль в длину и от 75 до 90 в ширину, Скагеррак, мелкий возле Ютландии, становился глубоким у норвежского побережья. В проливе часты жестокие штормы. Во время Первой Мировой войны в Скагерраке произошло Ютландское сражение, и у Германии здесь были естественные преимущества
В этих опасных водах в начале 1940 года и расположились субмарины Макса Хортона, несущие дозор. Одни лодки сменялись другими, так что за первые полгода не осталось, наверное, ни одного командира подлодки в метрополии, который бы там не побывал; некоторые из них так и не вернулись с задания. Кроме выслеживания немецких кораблей, особой задачей команд этих лодок была установка 50 мин за каждое плавание. Об интенсивности их действий можно судить по количеству судов, потопленных подводным флотом за месяц, с 8 апреля по 4 мая: около 35 разных судов, почти 90 000 тонн, при этом было потеряно 4 британские субмарины. Это было мучительное время раздирающего душу ужаса — особенно для молодых, не имевших большого опыта подводников: впервые в истории дополнительно к обычной опасности от мин стали массово применяться эффективные глубинные бомбы.
Глубинные бомбы впервые были применены во время Первой Мировой войны. Сначала они представляли собой наполненный тротилом большой цилиндр, который скатывали или сбрасывали с кормы корабля. За прошедшие между войнами годы глубинные бомбы и механизмы для их пуска были значительно усовершенствованы, и работа над новыми образцами продолжалась. Более эффективные глубинные бомбы были применены уже в начальном периоде Второй Мировой войны. Использование новой, более мощной взрывчатки, которая называлась «торпекс», позволило существенно уменьшить размер глубинной бомбы. Оболочке придали обтекаемую форму, чтобы бомба быстрее тонула и от нее было труднее уйти. Одно из самых страшных переживаний, которое только можно себе представить, — это ощущения человека, находящегося в лодке, вокруг которой взрываются десятки таких бомб, и моряк этот видит, как командир с тревогой глядит на глубиномер...
Воспоминания о трагедии «Тетис» были еще свежи, и многие молодые моряки и подводники постарше мысленно с тревогой примеряли на себя судьбу экипажа, запертого в затонувшей субмарине. Действительно, в эти месяцы суждено было произойти многим авариям, которые невольно возвращали к случаю с «Тетис». В одном таком инциденте участвовал Рональд Миллз, опытный подводник, который перед этим закончил службу в Китае и вернулся, чтобы принять командование новой подводной лодкой класса «Т», «Тетрарх», которая достраивалась фирмой «Барроуз». В августе 1939 года он узнал, что его временно откомандировали руководить флотской командой, работавшей на «Тетис» с ливерпульской спасательной компанией, и, следовательно, принял участие в реконструкции событий. Опыт, как он признается, вскоре очень пригодился: