– Логично, – Николай зашагал снова. От стены к стене. – Значит, тебя амнистировали, уволили и поэтому ты здесь. Именно здесь…

Интересно, ему самому надоест когда-нибудь?

– Достаточно, а? – снова подал голос Денис.

И снова не был услышан.

– Я понимаю, в наше паскудное время трудно кому-нибудь доверять. – Ночка говорила уже без эмоций – эмоции тоже сильно утомляют. – Но меня действительно никто не дергает за ниточки. Я пришла сюда сама. По своей воле.

Николай некоторое время изучал трещину на давно не мытом окне.

– Ты ни разу не сбилась, не запуталась, отвечая на вопросы. И вроде бы все сходится, все правильно. Слишком правильно. Но…

Орг плюнул в грязное окно.

– То, что ты рассказала, столь же нереально, сколь и правдоподобно. По одной причине: Кожин никого не милует просто так. Я достаточно хорошо знаю этого человека. Знаю не понаслышке. Ну не мог он отпустить смертника с Эшафота за здорово живешь. Не ве-рю!

Хуже всего, что в это не верилось и Денису.

– Я тоже, – голос Ночки едва слышен.

Денис вздрогнул.

– Я тоже не верю, – повторила девушка. – Но я сказала все. Больше мне добавить нечего.

– Неужели! – Николай заводился по новой, и Денис чуть-чуть пододвинулся к кровати. – Неужели тебя просто вывели с Эшафота к воротам Периметра и сразу дали пинка под зад?!

– Все прошло не просто и не сразу. Но вспоминать об этом я не хочу.

– И все-таки сделать это придется, – тихо, но жестко приказал орг. – Иначе – новый смертный приговор. Без амнистии уже, без помилования. И приговор этот в исполнение я приведу сам. Лично. Собственными руками. Вот здесь, в этой самой комнате.

Денис приподнялся было, но…

– Сидеть!

Николай отпихнул его, не оборачиваясь. Оператор распластался по полу. Больно ударился плечом.

– Говори, – потребовал Волчий вожак.

Ночка секанула присутствующих злым затравленным взглядом. Денису досталось тоже.

– Да идите вы все! – В ее голосе послышалась знакомая интонация. Как у разъяренной старушки.

Потом – замысловатое ругательство. Нет, ну точно – родственницы!

Дальше девушка говорила с нескрываемым презрением. Николай добился своего: Ночка презирала их настолько, что не считала нужным больше стесняться перед такими слушателями.

– Из Периметра, прямо с Эшафота, меня отвезли на Старое кладбище – там у Кожина есть секретный бункер. В бункере – лаборатория. Завели туда. Раздели. Привязали к столу, к прозрачному такому столу… Пришел Кожин, все ушли. Он сказал, что хочет попрощаться и что у него есть идея… Чудная, нет, он сказал, чудесная идея… А еще пожелал мне успеть встретить в этой жизни человека, которому я отдалась бы по любви так же страстно, как отдавалась ему по службе.

– Что еще? – Николай подался вперед. – Что еще говорил Кожин?

– Что у него мало времени, что ему нужно срочно готовиться к выезду из города, что к долгим беседам он не расположен. Он и не беседовал долго. Он втер какую-то гадость. Сюда, в шею, под затылок. Потом залез ко мне на стол. А потом… Мне продолжать?

Тишина, и правда, может быть гробовой…

* * *

– Когда он слез с меня, – вот тогда я испугалась по-настоящему. Меня словно хоронили заживо. Никому не доводилось еще бывать в гробу? В таком чистеньком, беленьком, просторном, пластиковом гробу. Нижняя половина поднялась откуда-то из пола, верхняя опустилась сверху, с потолка. А Кожин сидел рядом. За компьютером. И улыбался. Никогда бы не подумала, что люди могут так улыбаться.

– Хватит, Ночка, – попросил Денис. – Не надо больше.

Достаточно! Он уже понял. Все. Да и Николай молчал, не требуя продолжения. Но порой заткнуть человеку рот труднее, чем заставить его говорить.

– Я очнулась на полу. – Девушка не смотрела уже ни на кого. Только иногда – в небо через треснувшее окно. В перечеркнутое линиями проводов и тросов небо Ростовска. Говорила, будто сама себе рассказывает. И никого будто рядом нет. – Ощущение было такое, словно через все тело пропустили электрический разряд. И не один. Как от шокера. Только мощнее. Гораздо. После такого не живут. Соображала плохо, двигалась – тоже. Мне помогли одеться, повезли куда-то. Выбросили из машины возле межрайонной Трассы…

Вот он, подарочек Павла Алексеевича! Вот она, блин, амнистия!

Денис огляделся. Николай прилип взглядом к трещине на запыленном оконном стекле. Чмо с непонимающей улыбкой идиота уставился на Ночку. Юла смотрела на него, Дениса, смотрела расширенными от ужаса глазами.

Немудрено. От такой жути у кого угодно зенки повылазят. Надо же додуматься! Положить живого человека на экспериментальный стол для мертвецов, отсканировать и перезаписать заново. Создать виртуальную копию и наложить ее на тело оригинала, которое хранит память предсканирования и вовсе не собирается умирать.

Болезненная и ничем совершенно не оправданная ломка старого новым. При том, что ни старое, ни новое не отличаются друг от друга по сути. И все проделано не ради результата, а ради процесса. Маленький такой немотивированный опыт мстительного и любопытного психа: а что получится?

И что? Получилось что? Трудно даже предположить, что именно пришлось испытать Ночке. Странно, как она вообще не свихнулась при бессмысленной перезаписи самой себя.

Или все же смысл был? Был мотив и был результат? Но какой?! Для чего все это было?!

– Значит, все-таки… – Николай отвернулся от окна. Лицо орга было мрачным. И хмурился он уже не рассказу Ночки, а каким-то своим неведомым мыслям. Нехорошим мыслям. – Так все-таки, да…

– Как так? – встревожился Денис.

– Ясно, – не глядя на него, пробормотал орг. – Теперь ясно.

– Что? Что тебе ясно?

– Включай компьютер, – вместо ответа приказал Николай. – Будем искать.

– Что искать?

– Следы вмешательства. Внешнего управления следы.

– Не понял.

– Делай, что говорю! Проверим твою подругу на…

– На что?!

– На жучков и блох. На искусственно внедренных киберпаразитов.

– Ты о чем? – Вообще-то Денис уже догадывался о чем, просто не хотел, не желал подавать виду.

– О том, что эта девица прошла через Саркофаг, через лабораторную капсулу «Мертвого рая». О том, что она перезаписана. И о том, что мы не знаем, какую гадость навешал на нее Кожин.

– Колян, – осторожно подал голос Чмо. Шестерка пялился на пахана во все глаза. Шестерка ни хрена не понимал. – Чё жа шаркофаг? Чё жа капшула?