— Не трожь! — бросился Мартин, отбирая у меня горшки. — Ты, эм… лучше сядь, посиди, отдохни, ручки сложи… Небось, дорогая дальней была! Я сам все сделаю!

И вот так всегда. Как только братик или папа увидят, что я готовить начала, так сразу подлетают. Берегут меня. Видать, чувствовали, что герцогиней стану. Вот и берегли мои ручки. Ну ничего. Зато я сама готовить научилась!

— Папа опять молится? — спросила я, слыша бормотание из кладовки.

Папа у меня очень набожный! Как ни приду, он в чулане молится. Радуется, видимо, что со мной все в порядке. Благодарит богов, что в замке страшного герцога со мной ничего не случилось!

Когда папа вышел, мы дружно сели за стол. Как в старые добрые времена. Горячая похлебка, которую приготовил Мартин, показалась мне такой вкусной! Прямо объедение! Наваристая, чесночная! Все, как я люблю! Вот бы герцога такой накормить!

Я откусила ломоть хлеба, втянула знакомый запах родного дома и решила, что самое время сказать, что я замуж вышла. Только про то, что за герцога, я пока промолчу. И так разобидятся, что на свадьбу не пригласила! Скажут, что загордилась! Родных чурается!

— А я замуж вышла! — заметила я, пряча дорогое кольцо в рукаве.

— Да ты что! — осел по стулу Мартин, а отец чуть не расплакался.

— Простите, что на свадьбу не позвала. Все так быстро получилось, — оправдывалась я. Ну еще бы! На свадьбу не позвала родных! Обидней ничего и не придумаешь.

— А чего мы сидим! — переглянулись отец и брат. — У нас же подарки есть! Для мужа твоего!

Отец стучал деревянной ногой по полу, брат нес в двух руках короба.

— Приданное твое! Сами шили! — переглянулись отец и брат.

— Бедный мужик, — протянул Мартин, пока отец грузно усаживался на стул.

— Не бедный он, а богатый! Я за герцога замуж вышла! — оповестила я, показывая кольцо.

Мартин упал со стула и больше не шевелился. Вот как в обморок от радости падают! Отец рухнул следом! Так они и лежали на полу. Ну ладно, пусть отдохнут! А то работают, небось, от зари до зари! Это они с недосыпу такие. Зато я им кушать приготовлю. Как проснутся, обрадуются!

Я поставила горшок с кашей в печку, написала записку брату, чтобы вовремя вытащил, а не то каша подгорит, сгребла подарки для герцога и отнесла их в карету.

— Трогай! — подстегнула я лошадку. Наша мельница и домик исчезали, а я направилась по дороге в свой новый огромный дом.

Глава двадцать вторая

То, что карета уже въехала во внутренний двор, стало понятно по крикам: «Аааааа!» и стуку колес.

«Не думаю, что нужно будет объявлять о своей свадьбе!», — прислушался герцог, понимая, что жену нужно встретить. — «Иначе работать некому будет!».

Он слетел вниз, понимая, что если он не встретил жену, то все встретят свой конец. Ведь оставлять ее без присмотра нельзя!

— Вот, вернулась, — вздохнула она, слезая с козел. — И подарков понавезла от родных! Все вам!

Бертран открыл дверцу кареты, видя там тяжелый сундук.

— Это приданое мое, — улыбнулась Пять Мешков. — Пока я на улице вышивала, папка и брат сидели и шили. Теперь это все ваше!

Она полезла и открыла сундук. Сверху лежала страшненькая салфетка. Герцог вздохнул. Ему было любопытно посмотреть, на что способны доведенные до крайней степени отчаяния мужчины.

Бертран развернул салфетку. Вроде бы ничего так. Какие–то цветочки, листики, домик, заборчик.

— Правда, красиво? — спросила Пять Мешков, стоя рядом. — Это наш дом! Который возле мельницы стоит!

И тут он увидел, как все элементы вышивки складываются в два слова «Беги мужик!».

Хм! Показалось? Герцог приподнял одну бровь, недоверчиво глядя на салфетку. Вроде бы все было на месте. Но если присмотреться, то явно вырисовывались буквы.

«Может, я схожу с ума?», — задумался Бертран. — «Может, мне кажется?».

Пять Мешков тем временем стояла рядом и улыбалась.

Бертрану стало интересно, и он вытащил какую–то ажурную скатерть. Немного отдалив ее, он вдруг увидел, как дырки на ней складываются в слово: «Спасайся!».

Он уже из интереса схватил какую–то рубаху с цветочками. Цветочки складывались в одно слово: «Бедолага!».

Обычно женские тряпки герцога интересовали только в одном случае. Когда их нужно было снимать с женщины. Конечно с простолюдинками было проще! Юбку задрал и все тут! А вот с дамами благородными — сложнее. Их нужно было чистить, как луковицу, шурша кружевной накрахмаленной шелухой.

Маленькие звездочки очень удачно сошлись на полотенце в два слова: «Тебе конец!».

«Ничего себе мастерство!» — подумал герцог, видя еще одну рубаху, где по воротнику шел узор: «В ней тебя и похоронят!».

Никогда в своей жизни Бертран и представить не мог, что в каком–то захолустном Мэртоне живут такие умельцы. Так, а здесь у нас что?

Он достал что–то похожее на наволочку. Но так ничего и не увидел. Корявые листики ни складывались ни в слово, ни в предложение. Герцог вдруг подумал, что держит ее вверх ногами, и тут же перевернул. Но и так на ней ничего не читалось.

— Это я вышивала, — заметила Пять Мешков.

— Красиво, — ответил герцог, думая, куда деть этот старый сундук.

— Ой, смотри! Мой дракон летит! — толкнула Пять Мешков Бертрана. Тот задрал голову, как вдруг дракон, увидев рыжую голову резко сменил траекторию полета, отклоняясь на юго–восток.

«Эта девушка способна одолеть хитрого старого дракона, которого не могли усмирить все мои предки. Интересно, кто еще может похвастаться такой женой?», — внезапно пронеслась в голове у герцога странная мысль. И впервые за все время он почувствовал что–то вроде гордости за герцогиню Пять Мешков.

— Ой, совсем забыла! Тебе братик передал подарки! — закопошилась среди приданого Пять Мешков. — Вот! Смотри какая веревка! Веревка в хозяйстве вещь нужная!

Герцог с усмешкой посмотрел на веревку, а Пять Мешков достала кусок вонючего крестьянского мыла.

— Мыло тоже вещь очень нужная! Знаешь, какое оно дорогое нынче! — не без гордости заметила девушка.

«Я уже заметил, что оно ужасно дорогое!», — посмотрел он на ее чумазые щеки. Ее глаз постепенно проходил. Опухоль спала. Выглядела она намного лучше, чем до поездки. Только грязная и зачуханная.

«Интересно, если ее отмыть, что получится?