как избалованная истеричка, – продолжая цедить сквозь зубы, он выпрямляется, снимает пиджак. Сглотнув ком в горле, я ползу назад до тех пор, пока не упираюсь спиной в изголовье кровати.

– Выпусти меня, – едва слышно говорю я. Уже не требую – прошу.

– Никогда! – рявкает, и я вздрагиваю, втянув голову в плечи.

Бросив пиджак прямо на пол, он расстёгивает пуговицы на рукавах рубашки и закатывает их до локтей. Смотрю на эти руки, на точные линии синих выпирающих вен, на крупные кисти, и меня жаром окатывает, Тут же перед глазами всплывают картинки первой ночи в этом доме.

– Будешь пожизненно моей пленницей, если не умеешь себя вести, – говорит Власов, возвращая меня к реальности.

А когда эти самые руки опускаются к кожаному ремню на брюках и одним ловким движением вытаскивают его из петель, я и вовсе всхлипываю. Когда меня взвалили на плечо, я, конечно, предполагала, что своим нарядом раздразнила Армана, и он сейчас сделает то, что обещал мне с первой нашей встречи. Но теперь во мне поселился страх, что меня изобьют до смерти этим самым ремнём.

Если бы встал выбор, я бы выбрала второе.

Кому ты врёшь, Лиза? Себе? Не стоит, нужно признать и принять, что он тебя притягивает больше, чем неделю назад. Тем более, не надо врать самой себе, что от этих самых пальцев, вытворяющих невообразимое, тебя до сих пор потряхивает. Что голова кружится от его запаха. Что тебя затягивает в омут его зелёных глаз, которые темнеют, когда он зол. Что между ног становится влажно, когда он тебя касается. Что ты до сих пор чувствуешь вкус его губ на своих.

Это всё физиология, я этого не хотела, а моё предательское тело живёт своей жизнью. Он не может мне нравится, хотя бы из-за того, что по его вине умерла моя бабушка.

Но сердцу не прикажешь, Лиза. Оно не спрашивает, хочешь ты или нет.

Пока я мысленно веду диалог сама с собой, Власов забирается на кровать, которая прогибается под его весом. Не успеваю и опомнится, как он оказывается у моих раздвинутых ног.

– Не надо, – уже со слезами на глазах прошу я и, вытянув руки, пытаюсь отгородиться от него.

– Не умеешь слушаться, – хриплым голосом проговаривает он и резким движением перехватывает мои руки. – Буду тебя воспитывать, – поднимает их над моей головой. – Самыми жёсткими способами, – заканчивает фразу, пыхтя от злости, и пристёгивает мои руки к изголовью кровати своим ремнём.

– Мне больно, – жалобно пищу я.

– Потерпишь, – сухо бросает он и убеждается, что руки крепко закреплены.

– Нет, – начинаю махать ногами скорее от испуга и безысходности. – Выпусти меня!

– Маленькая дрянь, – ругается себе под нос и, схватив мои ноги, выпрямляет их и садится сверху. Слава богу, не всем весом, иначе сломал бы мои хрупкие кости. – Приехала в столицу и сразу задом взялась крутить, романы заводить, – продолжает говорить, а я перестаю брыкаться.

Какие ещё романы? О чём он говорит?

– Только за одно это я должен преподать тебе урок. Тебе ведь русским языком сказали – ты моя, – слова льются из его рта водопадом. Никогда не видела его в таком состоянии.

Обычно господин Власов холоден, безэмоционален и немногословен, а сейчас ведёт себя так, будто у него… нервы сдали?

– Выводишь из себя одним словом, придушить тебя и положить конец всему, – с этими словами Арман встаёт и идёт в ванную комнату.

Возвращается он через несколько секунд с поясом от моего халата в руках. Останавливается у шкафа с вещами, открывает дверцы и, пошарив там минуту, находит мой осенний тонкий шарф. Встав у изножья кровати, он хватает меня за щиколотки и крепко держит, наверняка оставляя следы своих пальцев. На одну наматывает пояс от халата, на вторую шарф и привязывает мои ноги к разным углам кровати.

Закончив, он встаёт и осматривает моё тело – как он меня распял на мягкой постели. Только я не вижу в его взгляде удовольствия. В зелёных омутах пляшет гнев, грудь тяжело поднимается и опускается, руки напряжены – это видно по тому, как вены стали ещё больше выделяться на бронзовой коже.

Отмерев, Власов начинает ходить вокруг кровати и обжигать взглядом каждый уголок моего тела. Кожа покрывается мурашками, предатели соски твердеют и выпирают через тонкую ткань топа. Пока ёрзала, короткие шорты поднялись ещё выше, и теперь взгляду Власова доступны кружевные края моих трусиков.

Господи, ну почему я такая дура?!

Наблюдаю, как Арман наматывает круги вокруг меня, как останавливается сбоку, наклоняется и хватает меня за подбородок.

– Ну, будем тебя воспитывать?

Глава 15

Арман

Я бы мог трахнуть её. Вот такую – связанную, распластанную на кровати. Такую – полураздетую и беззащитную, со слезами в глазах, которые она старается сдержать. Даже сейчас Лиза показывает характер. Я бы мог. Мог сделать то, зачем её сюда привёз, зачем искал её столько времени. Но… Мне так не надо. Не увлекаюсь ролевыми играми и, тем более, изнасилованием.

Да, возможно, она быстро прекратит сопротивляться. Я помню, как сладко она стонала и как вкусно кончила от одних только моих пальцев. Стоит увидеть её – член стоит колом, а в ушах звенят её стоны.

Я всё-таки мазохист, раз она в таком близком доступе, а я к ней даже не притронулся. Наверное, мало кто понял бы, но я просто не хочу. Не хочу брать её силой. И я сам пока не знаю, что с ней делать. Одно знаю точно – от себя не отпущу.

Сижу в чёртовом кресле уже хрен знает сколько времени. Смотрю на Лизу, не отрывая глаз, а она лежит, отвернувшись, словно её всё устраивает. Ни одного слова больше, молчит как рыба. Не просит её развязать, не клянётся, что будет себя хорошо вести. Не молит о прощении.

Вот что с ней делать?!

У меня всегда было одно решение, когда кто-то переходит мне дорогу или не выполняет мои приказы, или допускает любую другую оплошность. Пуля и яма в лесу – вот наказание. А тут какая-то девчонка ставит меня в ступор. Взрослого мужика, бандита. Да, я не отрицаю свою сущность. Я бандит и есть. Меня так вырастили, показывали с детства, как добиться своего. Идти по головам и убирать всё со своего пути.

– Босс, – лёгкий стук в дверь отвлекает меня от блуждающих мыслей. – Можно?

– Заходи, – устало выдыхаю, продолжая наблюдать, как Лиза лежит неподвижно.

– Простите за беспокойство, но вас требуют к телефону, – тихо проговаривает Лёня – мужчина,