В этот чудесный и мрачнейший февральский день у Мака оставалось всего два месяца, чтобы выплатить по закладной под офис.

Он заказал еще пива, чтоб сполна прочувствовать, какой же он несчастный. Он мог бы объявить себя банкротом, передать все дела другу-юристу и уйти свободным человеком, без тени смущения или унижения, поскольку рядом с ним, Маком Стэффордом, уже не будет людей, тыкающих в него пальцем и перешептывающихся за спиной.

Офис – это еще цветочки. А вот что касается брака… тут совсем другое дело.

Он пил до десяти, потом поехал домой. Въехав на дорожку, ведущую к небольшому скромному дому в старом районе Клэнтона, выключил мотор и фары, потом сидел за рулем и смотрел на дом. В гостиной горел свет. Она его ждала.

Они купили этот дом у ее бабушки пятнадцать лет назад, вскоре после свадьбы. С тех самых пор Лайза мечтала о более просторном жилище. Ее сестра вышла замуж за врача, и у них был чудесный дом рядом с загородным клубом, в престижном районе, где обитали другие врачи, банкиры, а также некоторые адвокаты. Жить там было очень удобно и приятно – дома новенькие, с бассейнами и теннисными кортами, а прямо за углом – гольф-клуб. На протяжении почти всей супружеской жизни Маку непрестанно напоминали о том, что продвижение по социальной лестнице у их семьи происходит очень медленно. Какое там продвижение? Какой подъем? Мак прекрасно знал, что на самом деле они опускаются все ниже и ниже. Чем дольше они жили в бабушкином доме, тем теснее в нем становилось.

Семье Лайзы на протяжении нескольких поколений принадлежал единственный в Клэнтоне цементный завод, и хотя это поднимало их на самую высокую ступень местного общества, на банковские счета влияло мало. Однако все ее близкие были просто помешаны на «семейных деньгах», что говорило о снобизме, а также неумении толково распорядиться имуществом и капиталами. Когда-то выйти замуж за адвоката казалось Лайзе удачным шагом, но пятнадцать лет спустя в ее душу закрались сомнения на этот счет, и Мак это знал.

На крыльце вспыхнул свет.

Если между супругами разыгрывались сцены, а такое бывает в каждой семье, девочки – Хелен и Марго – занимали места в первом ряду. Мать на протяжении нескольких часов куда-то названивала, швыряла вещи и при этом делала все, чтобы дочери поняли, кто прав, а кто виноват. Обе они пребывали в подростковом возрасте, но проявляли все признаки того, что вскоре станут копиями своей мамаши. Конечно же, Мак любил их, но после третьей кружки пива в мотеле решил, что вполне может прожить и без них.

Дверь распахнулась – это была она. Шагнула на узкое крыльцо, скрестила обнаженные руки на груди и гневно посмотрела через замерзшую лужайку прямо в глаза Маку. Он ответил столь же вызывающим взглядом, затем распахнул дверцу и вышел из машины. Стоило ему с грохотом захлопнуть за собой дверцу, она прошипела:

– Где ты был?

– В конторе, – огрызнулся он в ответ и попытался идти уверенно, а не шататься как пьяный. Рот был полон мятной жвачки, хотя это вряд ли могло кого-то обмануть.

– Где ты был? – повторила она уже громче.

– Умоляю, вокруг соседи. – Мак не заметил полоски льда между своей машиной и ее, а ко времени, когда обнаружил, ситуация вышла из-под контроля. Он поскользнулся, полетел вперед и, падая, врезался лбом в задний бампер машины. В глазах потемнело, а когда он пришел в себя, то услышал визгливые женские голоса и отчетливо разобрал слова:

– Да он пьян, просто в стельку!

«Спасибо, Лайза».

Голова раскалывалась от боли, никак не получалось сфокусировать взгляд. Жена склонилась над ним, причитая:

– Кровь, Боже ты мой! – А затем: – Ваш папочка пьян! – И еще: – Беги и звони девять один один!

Тут, к счастью, Мак снова вырубился, и когда очнулся, над ухом уже гудел мужской голос. Это был сосед, мистер Браун:

– Принеси еще льда, Лайза, и дай мне одеяло. Крови много.

– Он пил, – заметила Лайза. Она всегда искала союзников.

– Сдается мне, он ничего не чувствует, – с надеждой добавил мистер Браун. На протяжении нескольких лет они с Маком враждовали.

Не способный произнести ни слова, с гудящей от боли головой, Мак лежал на холоде. Он решил не открывать глаза – пусть они поволнуются. Вскоре послышался вой сирены.

В больнице Маку нравилось. Таблетки просто чудо, медсестры все до одной куколки, к тому же появился прекрасный предлог не ходить в контору. Ему наложили шесть швов, на лбу красовался огромный синяк, но, как сообщила Лайза кому-то по телефону, думая, что он спит и не слышит ее, «никаких дополнительных повреждений мозга не выявлено». Поскольку было решено, что ранения Мак получил несерьезные, в больнице Лайза его не навещала и девочкам не разрешала. А сам он вовсе не спешил домой, тем более что жена не торопилась забирать его. Но через два дня врач объявил, что выписывает его. Когда Мак собирал вещи и прощался с медсестрами, в палату вошла Лайза и плотно прикрыла за собой дверь. Уселась на единственный стул, скрестила руки и ноги – по всему было видно, что она намерена просидеть здесь долго, – и Мак снова улегся в постель. Последний прием перкоцета еще давал о себе знать, и он ощущал легкость и даже некоторый подъем.

– Ты уволил Фреду, – начала Лайза. Губы плотно сжаты, брови изогнуты дугой.

– Да.

– За что?

– Просто устал от ее болтовни. А тебе-то что? Ты же всегда ненавидела Фреду.

– Но что будет с конторой?

– Прежде всего в ней будет тише. По той причине, что я уволил секретаршу. Тоже мне, большое дело.

Пауза. Жена сложила руки на коленях, потом затеребила прядь волос. Это означало, что разговор предстоит серьезный.

– Завтра на пять у тебя назначена встреча с доктором Хуанитой, – заявила она. Сделка состоялась. Обсуждать им было больше нечего.

Доктор Хуанита являлась одним из трех лицензированных психоаналитиков по вопросам брака и семьи в Клэнтоне. Мак, занимавшийся разводами, был хорошо знаком с ней. Не только по работе, но и лично, поскольку Лайза успела перетаскать его ко всем трем представителям этой профессии. На консультации. Консультации были ему необходимы. Ей, разумеется, нет. Доктор Хуанита всегда становилась на сторону женщин – неудивительно, что Лайза выбрала именно ее.

– Как девочки? – спросил Мак. Он знал, что нарвется на безобразно грубый ответ, но если бы не спросил, то она потом пожаловалась бы доктору Хуаните, это точно. «Представляете, он ни разу не спросил о девочках!»

– Унижены и оскорблены. Их отец явился домой поздно ночью, пьяный в хлам, упал во дворе, разбил голову, после чего его отвезли в больницу. А там проверили уровень алкоголя в крови, и оказалось, что он вдвое превышает норму! И все в городе знают об этом.

– Если все знают, значит, это ты распустила язык. Неужели так трудно держать рот на замке?

Она покраснела, глаза так и полыхнули гневом и ненавистью.