Когда после Дельты пошли холмы, им заметно полегчало.

– Какие были его последние слова? – слабым голосом спросила Инесс.

– Он просил прощения, – ответил Бутч. – Просил Чарлин простить его.

– Так она тоже смотрела?..

– О да! Разве она могла такое пропустить?

– Мне тоже следовало быть там.

– Нет, мама, – возразил Леон. – Всю жизнь будешь благодарить Господа за то, что не дал тебе увидеть казнь сына. В твоей памяти он всегда останется живым, будешь вспоминать это последнее свидание, объятия. Ты уж, пожалуйста, не думай, что пропустила что-то… стоящее.

– Это было ужасно, – пробормотал Бутч.

– И все равно мне следовало быть там.

В городке под названием Бейтсвилль они проехали мимо заведения фаст-фуд – реклама обещала цыплят в кляре и круглосуточное обслуживание.

– Мне нужно в туалет, – сказала Инесс.

В 3.15 утра там не было ни одного посетителя. Бутч подкатил коляску с матерью к ближайшему столику; ели они молча. Фургон с гробом Реймонда стоял всего в тридцати футах.

Инесс умудрилась проглотить несколько кусочков, потом потеряла аппетит. Бутч с Леоном набросились на еду как голодные волки.

В округ Форд они въехали в начале шестого утра, вокруг еще было темно, дороги пусты, и сразу направились на север, к Плезант-Риджу, где находилась небольшая церквушка пятидесятников, а рядом с ней – кладбище. Леон повел фургон по узкой грязной дорожке и остановился, увидев могильщиков с мотыгами. Те как раз закончили свою работу и теперь просто ждали. Они вытащили гроб из фургона. Бутч с Леоном бережно поставили коляску с матерью на землю и покатили ее вслед за гробом.

Гроб спустили на веревках, и, когда он аккуратно разместился на дне ямы размером четыре на четыре, веревки из-под него вытащили. Из церкви вышел священник, прочел короткий отрывок из Священного Писания, затем – молитву. Бутч с Леоном бросили на крышку гроба по горсти земли и поблагодарили похоронную команду.

Могильщики еще продолжали засыпать могилу землей, когда они уехали.

Дом был тих и пуст – ни сочувствующих соседей, ни скорбящих родственников. Братья Грейни выгрузили коляску с Инесс, вкатили в дом, затем – в спальню. Заснула она почти сразу же. Четыре коробки с вещами Реймонда отнесли в кладовку, где всему, что в них лежало, предстояло выцветать и блекнуть вместе с воспоминаниями о Реймонде.

Было решено, что Бутч останется дома с матерью еще на день – заботиться о ней и отгонять репортеров. За последнюю неделю им очень много звонили, и не исключено, что какой-нибудь особенно назойливый тип попробует пробраться сюда с камерой. Работал Бутч на лесопилке, его босс должен был все понять.

Леон же снова уселся за руль и отправился в Клэнтон. На подъезде к городу он остановился – заправить фургон. Ровно в восемь утра он въехал на стоянку мастерской по обивке мебели и припарковал фургон. Самого мистера Макбрайда на месте не оказалось; помощник его объяснил, что раньше девяти утра тот обычно на работе не появляется. Должно быть, сидит в кафе, пьет утренний кофе. Леон протянул помощнику ключи, поблагодарил и уехал.

Он отправился прямиком на электроламповую фабрику, что находилась в восточной части города, и отметился в проходной, как обычно, в половине девятого утра.

После семнадцати лет юридической практики он по какой-то давно забытой причине постепенно опустился до дел, связанных исключительно с банкротством и бракоразводными процессами, а потому был немало удивлен, когда всего один телефонный звонок вдруг резко изменил все. Подобно любому другому адвокату, занятому насущными проблемами посторонних людей, Мак Стэффорд постоянно отвечал на самые разнообразные жизненно важные звонки и часто звонил сам. Звонки с просьбами инициировать или, напротив, остановить бракоразводный процесс; звонки с требованием попробовать отменить решение суда о взятии ребенка под опеку; звонки с просьбой растолковать пострадавшим, что ждать повторных выплат им не стоит. По большей части довольно неприятные звонки. И он никогда не думал, что какой-то звонок может столь быстро привести к весьма драматическим последствиям для него самого – к разводу и банкротству.

А прозвучал он во время ленча, во вторник, унылым и серым днем в начале февраля. И поскольку было уже начало первого, Мак сам взял трубку – его секретарша Фреда вышла прогуляться и перехватить сандвич. Фирма у Мака была маленькая, содержать большой штат сотрудников он не мог – вот и пришлось ответить самому. И тот факт, что он тогда оказался в конторе один, сыграл решающую роль. Если бы к телефону подошла Фреда, последовали бы вопросы, причем многочисленные. Действительно, многого из того, что произошло дальше, не было бы вовсе, если бы Фреда оказалась на своем посту, в приемной, неподалеку от входной двери в маленькую контору под названием «Джейкоб Маккинли Стэффорд, юридические услуги».

После третьего гудка Мак перенес телефон к себе на стол в глубине помещения, снял трубку и бросил коротко:

– Юридические услуги. – В среднем за день ему звонили раз пятьдесят, в основном – воинственные супруги и рассерженные кредиторы. А потому он уже давно выработал привычку менять голос и не называть своего имени – конечно, только в том случае, если на посту не было Фреды, фильтрующей звонки, и приходилось снимать трубку самому. Мак просто ненавидел подходить к телефону, но и обойтись без этого аппарата было невозможно. Подобно любому другому юристу из Клэнтона, а их тут было предостаточно, Мак никогда не знал, что сулит ему очередной телефонный звонок: возможно, хороший улов, большое и важное дело, щедрую оплату услуг или даже подъем по карьерной лестнице. Мак вот уже много лет мечтал о таком звонке, хоть и не решался признаться в этом даже самому себе.

И вот холодным зимним днем, когда синоптики обещали слабый снег, такой звонок наконец прозвучал.

Мужчина с акцентом, судя по всему, северным, попросил:

– Будьте добры мистера Мака Стэффорда.

Человек звонил явно издалека, голос был каким-то слишком ровным, а потому Мак ничуть не обеспокоился и ответил:

– Слушаю вас.

– Это мистер Мак Стэффорд, адвокат?

– Именно. Кто говорит?

– Позвольте представиться. Марти Розенберг, работаю на фирму «Дурбан и Лэнг», из Нью-Йорка.

– Из Нью-Йорка? – пожалуй, с излишним нетерпением переспросил Мак. Ну конечно, из Нью-Йорка, просто не может быть иначе! По делам он никогда не бывал в больших городах, но, конечно же, знал о фирме «Дурбан и Лэнг». Каждый юрист Америки по крайней мере хоть раз слышал об этой фирме.

– Совершенно верно. Могу я называть вас просто Мак? – Голос торопливый, но вежливый, и Мак вдруг живо представил себе этого Розенберга – сидит себе в шикарном офисе с дорогими картинами на стенах, с кучей помощников и секретарей, непрестанно снующих вокруг и обеспечивающих все его нужды. И вот, несмотря на столь высокое положение, этот человек столь дружелюбно к нему обращается. И тут Мак ощутил неуверенность. Он окинул взглядом свою жалкую тесную комнатушку и подумал: этот мистер Розенберг уже наверняка догадался о том, что нарвался на неудачника из маленького провинциального городка, потому как он сам снял трубку.