Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С той минуты, как он начал проповедовать пришествие «царя Иудейского», он был обречен, а заявив, что он сам Мессия, бросил открытый вызов Риму. С самого начала своей общественной деятельности он скрывался от проримских еврейских властей, то есть иродиан и саддукеев, и от самих римлян; вот в чем причина его горькой жалобы: «Лисицы имеют норы, и птицы небесные гнезда, а Сын Человеческий не имеет, где приклонить голову»[62].
Поэтому выступления Иисуса на политической арене, выразившиеся в его триумфальном въезде в Иерусалим и в насильственных преобразованиях в Храме, являлись отнюдь не необъяснимыми революционными порывами, а кульминацией всей его деятельности. Это была попытка захвата власти, а когда Иисус потерпел неудачу, это произошло не из-за противодействия религиозных лидеров, а из-за того, что силы римского империализма оказались слишком могущественны. Подобно многим еврейским патриотам как до, так и после него, Иисус умер на римском кресте. И народ и его лидеры — фарисеи оплакивали его как одного из еврейских героев и мучеников.
В предыдущей главе был выдвинут тезис, что Иисус восставал против Рима, а не против иудаизма; что царство его было от мира сего; что целью его было стать земным царем на троне Давида и Соломона, а не ангелом, восседающим на облаке. И сейчас мы можем вывести одно из следствий этого — что Иисус не думал добровольно идти на смерть, так как идея богочеловека, жертвующего собой, чтобы искупить грехи человечества, чужда еврейской традиции. Подобная идея — часть садомазохистской романтики эллинистических мистериальных культов, неодолимо притягательных для тех, кто считал бремя ответственности невыносимым и мечтал о том, чтобы оно было с них снято какой-либо харизматической небесной фигурой. Для евреев в таком бегстве от морального бремени не было ничего привлекательного; для них моральная ответственность была не тяготой, а привилегией.
Когда Иисус вошел в Иерусалим, чтобы захватить власть, он знал, что рискует жизнью, но не ставил целью расстаться с ней. Он стремился к успеху — к победе над римлянами и к установлению Царства Божия на земле. Он потерпел неудачу и был распят, точно так же, как 100 лет спустя потерпел неудачу и был разодран до смерти железными гребнями рабби Акива. Оба они, Иисус и Акива, были еврейскими героями, чье значение состоит в их жизнях, а не в их смертях. Воспевать орудие пытки — римский крест, возвышать его до религиозного символа и видеть в смерти Иисуса больше смысла, чем в его жизни, — придумано позднейшими мистагогами с их культом смерти.
Это мы можем сказать с уверенностью. Но можем ли мы пойти дальше, исследуя детали жизни Иисуса? Можем ли мы узнать что-либо о его детстве, о стадиях его карьеры, о его практических решениях и стиле лидерства, о его действиях, приведших к тому, что он стал преследуемым беглецом, о специфических особенностях его мятежа? Казалось бы, Евангелия настолько искажены антиеврейскими пристрастиями, что нам придется отказаться от поисков реальной, тем более в деталях, биографии Иисуса. Но, к счастью, перед нами четыре Евангелия, а не одно-единственное. И, сравнивая их и отмечая их непоследовательность, можно выявить много фактов, особенно если принимать в расчет порядок их составления. Зачастую «предательский» и многозначительный факт сохранен в одном из Евангелий, хотя подвергся цензуре в трех других. Если такой инцидент противоречит преобладающей проримской тенденции повествования, можно считать этот инцидент подлинным, так как подобный случай не мог быть добавлен на поздних этапах развития Евангелий и должен представлять собой реликт самых ранних версий.
Научное изучение Нового Завета установило, что самым ранним является Евангелие от Марка; один уже этот факт полезен для выделения реальных контуров жизни Иисуса. Часто мы можем открыть истину, принимая в расчет «спиритуализацию» повествования и переводя его обратно в более земные понятия, подходящие к обстановке и времени. Так, в приветствии Петра можно видеть провозглашение Иисуса царем Иудейским, наследником Давида и Соломона, а вовсе не божеством, подлежащим принесению в жертву.
Все, что мы знаем о детстве Иисуса, это то, что он родился и был воспитан в Галилее и выучился плотницкому ремеслу. Двое из евангелистов, Матфей и Лука, рисуют его родившимся в Вифлееме, уверяя, что его родителям пришлось отправиться туда из Галилеи, чтобы пройти перепись. К сожалению, единственная перепись, имевшая место при жизни Иисуса, проводилась в Иудее, когда Иисусу было десять лет, а жителей Галилеи вообще не касалась, к тому же никого не обязывали проходить перепись вне постоянного местожительства[63]. Вся эта история выдумана для подкрепления притязаний Иисуса на то, что он мессия, ибо согласно пророчеству мессия должен был родиться в Вифлееме подобно его предку Давиду.
Мы можем отбросить как недостоверную историю избиения младенцев Иродом (произведенную от библейской истории Моисея), историю поклонения волхвов (заимствованную из внебиблейской легенды о Моисее), историю непорочного зачатия и волшебного оплодотворения Марии Богом Отцом (это часть позднейшего обожествления Иисуса, и параллелью ей служат бесчисленные мифологические истории рождения героев и полубогов), историю рождения Иисуса в яслях или хлеву (содержится в некоторых апокрифических Евангелиях) и историю поклонения пастухов (подражающую легенде о рождении Митры). Ни одну из этих легенд нельзя найти в самом раннем Евангелии, от Марка. Все это детали, появившиеся в процессе развития догмы о божественном происхождении Иисуса. И все они должны уподобить Иисуса предшествующим героям легенд и мифов. Исторической ценности они не имеют.
Иисус при жизни не считался потомком Давида. В это время лишь очень немногие среди евреев вообще могли проследить свои корни так далеко. Родословные Иисуса, вставленные в два из Евангелий, чтобы показать, что Иисус через своего отца Иосифа был потомком Давида, являются позднейшими добавлениями, выдуманными для поддержки утверждения, что Иисус был мессией. Мало того что эти родословные противоречат друг другу, они полностью противоречат истории непорочного зачатия и девственного рождения.