Она вцепилась в его руку, ее пальцы ощутили канавки между его костяшками – так роженица хватается за руку мужа, когда боль пытается унести ее прочь.

ФРЭНСИС

Раздался звук колокола, приглашающий на первую медитацию под руководством инструктора. Фрэнсис открыла дверь своей комнаты одновременно с соседями, Джессикой и Беном. Никто не произнес ни слова, и это показалось Фрэнсис почти невыносимым. Идя по коридору к лестнице, все тщательно старались не встретиться взглядами.

На Бене была та же одежда, что и прежде, а Джессика переоделась в костюм для йоги, который туго обтягивал тело, демонстрируя такую великолепную фигуру, что Фрэнсис хотелось поздравить ее: усилия Джессики явно не пропали даром. Чтобы выглядеть так, потребовалось немало денег и силикона, и все же бедняжка не вышагивала уверенной походкой, как того заслуживала, она скорее делала суетливые шажки, ссутулив плечи, словно пыталась остаться незамеченной.

Бен же шел скованной обреченной походкой человека, уводимого в тюрьму за преступление, в котором он признался. Фрэнсис хотелось отвести их обоих в бар, угостить арахисом, сангрией и выслушать истории их жизней.

И с чего это ей в голову пришла сангрия? Она сто лет не пила сангрию. Ее мозг словно наугад выкидывал предложения всевозможных блюд и напитков, которые будут недоступны в течение следующих десяти дней.

Впереди них по лестнице шел разговорчивый гигант Наполеон с семьей. Мать звали Хизер. Хизер – играю мизер. Дочку – Зои – сотрясем устои. Отлично, Фрэнсис, ты гений! Хотя толку в ее превосходном способе запоминать имена? Она же не на коктейле. Ей даже смотреть на них запрещается.

Наполеон шел как-то странно: голова наклонена, как у монаха, ноги поднимаются и опускаются с мучительной медлительностью, словно он притворяется космонавтом. Фрэнсис растерялась на мгновение, потом вспомнила инструкции о том, что во время молчания нужно ходить медленно и вдумчиво. Она замедлила шаг и увидела, как Джессика коснулась руки Бена, давая ему понять, чтобы он вел себя так же.

Все шестеро спускались осторожным шагом, медленно переставляя ногу с пятки на носок, и Фрэнсис пыталась не обращать внимания на абсурд происходящего. Начни она смеяться, смех перешел бы в истерику. Голова немного кружилась от голода. С того момента, когда она облизала обертку «Кит Ката», прошло несколько часов.

Все невольно повторяли движения Наполеона как самого осторожного ходока. Вслед за ним все медленно прошествовали по дому, а потом так же медленно спустились по лестнице в прохладную темную студию йоги и медитации.

Фрэнсис заняла место на одном из голубых ковриков в дальнем углу помещения и попыталась принять позу, в которой застыли, подавая пример, два консультанта по велнессу. Они напоминали наблюдателей на школьных экзаменах, с той разницей, что их ноги были сложены, как оригами, руки покоились на коленях, пальцы касались кончиками друг друга, а на гладких, безмятежных лицах застыли раздражающие улыбки.

Она снова обратила внимание на большой телевизионный экран и спросила себя, не спускались ли сюда потихоньку впавшие в отчаяние гости в пижамах, чтобы посмотреть поздний выпуск новостей, хотя пульта Фрэнсис нигде не видела.

Она постаралась устроиться поудобнее и в этот момент зафиксировала легкое, но заметное улучшение в пояснице после массажа. Боль оставалась, но ощущение было такое, что один из множества болтов, ввинченных в ее спину, немного ослабили.

Она шмыгнула носом. Из того давнего курса она поняла, что медитация главным образом заключается в правильном дыхании, а она сейчас вообще не могла дышать. Остальные будут думать о ней как о действующей на нервы сопливой даме в задней части комнаты, она неизбежно заснет, а потом, резко вздрогнув и громко всхрапнув, проснется.

Почему она не отправилась в какой-нибудь круиз?

Фрэнсис вздохнула, оглядела комнату – нет ли гостей, с которыми она еще не знакома. Справа от себя она увидела мужчину приблизительно ее возраста с бледным унылым лицом. Он сидел на своем коврике, выставив перед собой прямые ноги, нянча свой обстоятельный, покоящийся на коленях живот, словно ребенка, которого ему всучили без его согласия. Фрэнсис доброжелательно улыбнулась. Приятно было увидеть человека, которому по-настоящему требовался лечебный пансионат.

Он встретился с ней глазами.

Погоди-ка. Нет. Пожалуйста, нет. Она почувствовала неприятный холодок в животе. Этот человек остановился на обочине, он видел, как она кричала, давила на кнопку гудка как сумасшедшая. С ним она свободно обсуждала симптомы менопаузы. Серийный убийца в отпуске.

Ее не волновало, что думал о ней серийный убийца, потому что она не рассчитывала когда-либо снова его увидеть. И конечно, она и предположить не могла, что встретит его в «Транквиллум-хаусе», потому что он ехал в противоположном направлении, в сторону от пансионата, как будто намеренно вводя ее в заблуждение.

Ерунда. Безусловно, в высшей степени неловко, но ерунда. Она улыбнулась еще раз, ее рот растянулся на самоироничный манер, показывая: ей немного неловко оттого, что придется провести следующие десять дней в его обществе, после того как он оказался свидетелем ее срыва на дороге, но она была взрослой, он был взрослым, какого черта.

Он ухмыльнулся, глядя на нее. Явно, недвусмысленно ухмыльнулся. Потом отвернул голову. Спешно.

Фрэнсис возненавидела его. Он вел себя так самоуверенно там, на обочине, говорил, что она не может вести машину. Он что, полицейский? Нет. Она чувствовала, что полицейские обычно более ухоженные. Она, конечно, даст серийному убийце шанс искупить свое поведение, первое впечатление бывает обманчивым, она читала «Гордость и предубеждение» Джейн Остин, но предпочла бы, чтобы в течение десяти следующих дней он оставался отвратительным. Это вселяло в нее бодрость. Возможно, ускоряло пищеварение.

В комнату вошли еще два гостя, и теперь все внимание Фрэнсис было направлено на них. Она подружилась бы с ними за минуту, если бы ей позволили говорить. Она превосходно владела искусством заводить друзей, а потому одержала бы победу.

Первой вошла женщина, по оценке Фрэнсис – лет тридцати пяти или чуть больше. На ней была новая белая футболка на несколько размеров больше, чем требовалось, которая чуть не до колен скрывала черные рейтузы – стандартное одеяние для женщины средних размеров, которая начинает курс физических упражнений и полагает, что ее абсолютно нормальное тело необходимо спрятать. Ее густые черные вьющиеся волосы с заметными кое-где седыми прядями были заплетены в длинную косичку, на носу у женщины сидели очки в красной оправе «кошачий глаз»: очки-декларация, в почете у тех, кто хочет казаться экстравагантной интеллектуалкой. У Фрэнсис такие тоже имелись. У незнакомки был возбужденный вид, словно она только что сошла с автобуса и ей еще предстоит посетить сегодня много мест, а потому она, вероятно, уйдет пораньше.

За возбужденной дамой шел поразительно красивый мужчина с высокими скулами и горящими глазами. Он остановился у двери, словно кинозвезда, вошедшая в студию ток-шоу под восторженные аплодисменты. У него была идеальная щетина, идеальное сложение и вид человека, глубоко и заслуженно влюбленного в себя самого.