— О, Долтон, — шепнула она, напуганная тем, что происходило с ней, и боясь, что если остановит его, то у нее больше никогда не будет шанса испытать… блаженство. То нестерпимый жар, то холод нахлынувшей страсти обжигали ее, а в следующий момент у нее душа уходила в пятки.

Целуя ее в лоб, Долтон оцарапал ей щеку жесткими усами, но даже это ощущение было возбуждающим, как никакое другое. Затем он большим пальцем провел по ее пышной округлой груди томительно медленным движением, полным удовлетворения и восхищения, и к тому времени, как Долтон добрался до трепещущего бутона, ее сосок превратился в болезненный узел необузданного желания. Долтон делал медленные круговые движения, и Джуд едва не теряла сознание от удовольствия. Она спрятала лицо у него на груди, ища той же темноты, на которую он был обречен, и поразилась, насколько от этого обострились все ее остальные чувства. Ее кожа стала горячей и влажной, и под ней мощно и быстро пульсировала кровь. С каждым поверхностным вдохом Джуд втягивала в себя запах Долтона, пока, опьяненная горячим мужским жаром, не почувствовала, как у нее кружится голова.

Пока Джуд предавалась своим чувствам, Долтон продолжал ласкать ее, поглаживая кончиками пальцев. Джуд никогда не представляла себе, что такая примитивная ласка может вызвать такую бесконечную массу ответных реакций. Она чувствовала Долтона всем своим существом, до самых кончиков пальцев, и неожиданно ей стало мучительно оставаться пассивной в его объятиях.

Протянув обе руки, Джуд сжала его небритые щеки и удерживала неподвижно, чтобы жадно напасть губами на его губы. Познакомившись с их теплой кожей и даже нежно прикусив в пылу страсти, она забралась глубже в рот, чтобы исследовать внутреннюю пещеру, дав волю темпераменту, сдерживаемому в течение многих лет вынужденного целомудрия. Она с жадностью изучала Долтона, стремясь узнать все, что упустила.

Долтон беспрекословно позволил Джуд делать все, что она желала; он просто держал ее руками за талию и послушно поворачивался, чтобы она могла дотянуться до всего, что ей хотелось. Потом постепенно он снова все взял в свои руки, ошеломив ее своим богатым опытом учителя, обучающего нетерпеливого ученика. Он утихомирил ее и медленно, все настойчивее раскрывал ей губы, пока она не почувствовала, что не в силах противиться ему. Но вместо грубого, прямого натиска он затеял с ней нежную страстную игру, которая мгновенно вызвала дрожь во всех ее нервах, и в конце концов Джуд почти без сознания лежала на нем, открыто демонстрируя свои желания.

— Вас нужно целовать так каждую ночь, — промурлыкал Долтон.

Джуд вздрогнула, слишком переполненная чувствами, чтобы спорить, и слишком расслабленная от удовольствия, чтобы спросить: «Это будете вы?»

А затем в дверном проеме раздался неприятный звук, когда Джозеф прочистил горло, и установившаяся между ними интимность была нарушена. Поднявшись с Долтона, Джуд обнаружила, что ее ноги стали удивительно ненадежными, и ради собственной безопасности ей пришлось схватиться за его плечи.

— Еще раз благодарю вас, мистер Макензи, за то, что вы сделали сегодня ночью, — довольно хриплым голосом сказала она, представив себе, как все должно выглядеть для Джозефа.

— Всегда к вашим услугам, мисс Эймос, — Долтон неторопливо убрал руки, и его губы тронула насмешливая улыбка, — и во всем.

Вспыхнув от его хрипло произнесенного намека, Джуд сделала шаг назад и обратилась к старому сиу, не глядя в его сторону:

— Джозеф, посмотрите глаза мистера Макензи. Ему нужна свежая повязка.

Джуд торопливо направилась из комнаты, обеими руками прижимая к груди халат, словно старалась унять бешеное сердцебиение, которое сопровождало приход страсти. Она проскользнула мимо Джозефа, чувствуя, как его пристальный взгляд заставляет ее краснеть до глубины души из-за того, что он увидел. «Куда бы все это могло привести, если бы он не вошел, чтобы вернуть нас обоих к действительности?» — блуждала у нее в голове мысль, и Джуд наполовину благодарила, наполовину проклинала старика за то, что он появился именно в этот момент. Все могло кончиться катастрофически, но того, что Джуд успела испробовать, хотя и мимолетно, было достаточно, чтобы занимать ее мечты вечно.

Джозеф смотрел на Макензи, понимая, что тот мог быть недоволен, хотя и не высказал этого вслух.

— Садитесь. Я наложу чистую повязку.

— Не беспокойтесь, Джозеф, — отказался Долтон. — Приятно немного побыть без нее. Ожоги почти зажили, а я задыхаюсь под всей этой марлей.

— Джозеф буркнул что-то нечленораздельное.

— Я не собираюсь обижать ее, Джозеф, если вас это беспокоит. Я уеду, как только будет проезжать первый дилижанс, и она будет полностью с вами. Она забудет, что я был здесь.

— Если вы так думаете, вам лучше быстрее уехать. Джозеф потянулся к лампе, которая ярко вспыхнула, перед тем как комната погрузилась в темноту, а затем зашаркал обратно к своему желанному тюфяку.

Но Долтон не отправился искать свою постель. Он очень долго стоял не сходя с места, у него во рту пересохло, а пульс стучал в слабой надежде, потому что на мгновение, всего на короткую долю секунды, он увидел смутный проблеск света, мелькнувший во мраке его мира.

Но он ужасно боялся надеяться, что увидел первые намеки на возвращение зрения.

Джуд ожидала, что всю ночь будет ворочаться и метаться, вновь переживая возбуждение от объятий Долтона, и почувствовала чуть ли не сожаление, когда, открыв глаза, обнаружила, что вокруг яркий утренний свет, а у нее никаких воспоминаний ни об одном сне. Хотя Джуд отлично отдохнула, на душе у нее было неспокойно. Быть может, сегодня или завтра Долтон уйдет из ее жизни, и она больше никогда снова не испытает тех острых приливов чувства, которое он пробудил своими прикосновениями. И никогда больше мужчина не заставит ее почувствовать себя красивой.

В это утро Джуд одевалась с особой тщательностью. Она надела свое лучшее платье из мягкой серой шерсти. Лиф плотно обтягивал ее грудь и выразительно подчеркивал талию. Но в тот момент, когда она взглянула на свое отражение в маленьком зеркале, которое принадлежало еще ее матери, она с грустью поняла, насколько оно удручающе просто. О, хотя бы был кокетливый кружевной воротник или женственное жабо у застежки спереди! И всю жизнь все ее наряды были подобны этому. Джуд никогда особенно не задумывалась о бесполезных деталях и выбирала одежду из соображений практичности, а не для пустой привлекательности. Она никогда не выбирала броский цвет или яркий набивной рисунок и никогда не увлекалась дурацкими шляпками. Ее гардероб был прочным и незатейливым, ее интересовала чистота, а не привлекательность. Она считала неестественность в высшей степени нелепой и не понимала, зачем изображать из себя не то, что ты есть.

Джуд медленно убрала блестящие прямые волосы с шеи и, скрутив их, аккуратно натянула на них черную сетку. Пристально разглядывая себя в зеркале, она подумала, что выглядит старой и усталой — типичной старой девой, как назначил ей печальный жребий судьбы. А она хотела быть совсем не такой.