Изначально Девятый отдел задумывался как контрразведывательное формирование, призванное активно отражать шпионские поползновения Москвы за рубежом, но вскоре он расширился и теперь уже включал в себя разведывательные операции против советского блока, а также слежку за европейскими коммунистическими движениями и секретные нападения на них. Филби, советский шпион-ветеран, теперь нес ответственность за британские контрразведывательные операции, обращенные против Советского Союза, и должность эта позволяла ему не только сообщать Москве о мерах, принимаемых Великобританией по предотвращению советского шпионажа, но и собственно о шпионских действиях Великобритании, направленных против Москвы. Таким образом, лиса не только стерегла курятник, но и строила его, отвечала за его работу, оценивала его сильные и слабые стороны, а также планировала его дальнейшее обустройство. Впоследствии один из современников этих событий отмечал: «Одним ударом он избавился от ярых антикоммунистов и удостоверился в том, что обо всех послевоенных усилиях по отражению коммунистического шпионажа станет известно Кремлю. Если история шпионажа и знает подобные мастерские ходы, то они наперечет».

Москва, само собой, пришла от таких новостей в восторг. «Трудно переоценить последствия этого назначения», — рапортовал сотрудник британского отдела НКВД, отметив, что Филби «идет на повышение в своей организации, его уважают и ценят». Подозрения советской стороны насчет Филби уже шли на убыль, а теперь и вовсе рассеялись, отчасти потому, что Елена Модржинская, главная сторонница теории заговора, вышла на пенсию в должности полковника и начала читать лекции о вреде космополитизма в Институте философии Академии наук СССР. Вопреки ее подозрениям Филби и другие шпионы кембриджского круга сохраняли преданность Советскому Союзу и исключительно плодотворно работали в ходе войны. Филби сообщил о «Проекте Манхэттен», в рамках которого США разрабатывали ядерное оружие, о планах высадки в Нормандии, о британской политике в отношении Польши, об операциях УСС в Италии (благодаря Энглтону), о деятельности МИ-6 в Стамбуле (благодаря Эллиотту) и многом другом, причем все полностью соответствовало действительности. В течение войны примерно десять тысяч документов — политических, экономических и военных — были направлены в Москву из лондонского отделения НКВД. Модржинская являла собой олицетворение всего наиболее парадоксального, что есть в коммунизме: с идейной точки зрения она неизменно была права, но при этом самым нелепым образом заблуждалась.

На тот момент Филби сотрудничал с советским куратором по имени Борис Кретеншильд, молодым трудоголиком под кодовым именем Макс — «жизнерадостным, добряком», говорившим на таком старомодном, вежливом английском, что его можно было принять за деревенского эсквайра в твидовом пиджаке. По менталитету и характеру Кретеншильд был ближе к тем джентльменам, что завербовали Филби в 1934 году, — «первоклассный профессионал и чудесный человек», с которым Ким мог «поделиться бременем» своих мыслей и чувств. Преклонение перед Филби отчасти восстановилось. Центр осыпал его похвалой и подарками. «Я должен снова поблагодарить вас за этот изумительный подарок, — писал Филби в декабре 1944 года. — Перспективы, открывшиеся передо мной в связи с недавними переменами на службе, наполняют меня оптимизмом». Вступление Филби в новую должность в МИ-6 совпало с изменением шпионского прозвища: теперь агент Сонни стал агентом Стэнли.

Снова оказавшись в Стамбуле, Эллиотт понятия не имел, каким образом Филби вытеснил их старого босса. Он знал только, что его друг получил новую важную должность — возглавил могущественное подразделение МИ-6 по контршпионажу, продолжая, как и Эллиотт, подниматься по служебной лестнице. После того как Эллиотт снова провел в Турции несколько месяцев, его вызвали в Лондон, где Ш сообщил ему, что он назначен начальником отделения МИ-6 в нейтральной Швейцарии, являвшейся важным полем боя разведслужб во время войны и приобретавшей еще большее значение по мере того, как холодная война становилась все более жаркой.

После длительного и тяжелого путешествия через только что освобожденную, разрушенную войной Францию, Эллиотт пересек швейцарскую границу в начале апреля 1945 года и поздним вечером остановился в женевском отеле «Бо-Риваж»: «После мрачных условий Лондона и Парижа оказаться в чистой спальне с видом на озеро и отдохнуть в горячей ванне, потягивая виски с содовой, — невероятный контраст». По сравнению с Турцией Швейцария выглядела настолько цивилизованной, аккуратной и упорядоченной, что он даже растерялся — словно попал в какой-то искусственный мир. Не было здесь ни сомнительных ночных клубов, где шпионы обменивались секретами с исполнительницами танца живота, ни бомбометателей, ни продажных чиновников, готовых торговать правдой или ложью за одну и ту же раздутую цену. Эллиотт страшно разозлился, услышав, как швейцарцы жалуются на лишения военного времени, тогда как война, казалось, обошла Швейцарию стороной.

Однако за безмятежным нейтральным фасадом таились полчища шпионов. Попытки Швейцарии препятствовать шпионажу во время войны провалились полностью: шпионы союзников и гитлеровской коалиции, а также вольнонаемные агенты стекались в страну, используя ее в качестве базы для разработки разведывательных операций на территории противника. Советский Союз руководил двумя взаимосвязанными шпионскими сетями, обосновавшимися в Швейцарии, «Красной капеллой» и «Люси», которые добывали сверхсекретную информацию с территории нацистской Германии и переправляли ее в Москву. В 1943 году антифашистски настроенный немецкий дипломат по имени Фриц Кольбе объявился в Берне и предложил свои услуги союзникам: сначала британскому посольству, ответившему ему отказом, а потом руководителю местной резидентуры УСС Аллену Даллесу (впоследствии возглавившему ЦРУ). Кольбе стал, по словам Даллеса, «не только нашим лучшим источником в Германии, но и, без сомнения, одним из лучших секретных агентов, когда-либо работавших на какую-либо секретную службу». Он тайно провез в Швейцарию более двух тысяч шестисот секретных нацистских документов, включая планы немцев перед нормандской операцией и разработки секретного оружия Гитлера — баллистических ракет дальнего действия «Фау-1» и «Фау-2». По мере того как режим Гитлера разваливался, Швейцария становилась магнитом для перебежчиков, участников сопротивления и крыс, бегущих с тонущего нацистского корабля, и все они крепко держались за свои тайны. В годы войны Советский Союз и Великобритания руководили своими разведывательными сетями в режиме осторожного сотрудничества. Но с наступлением мирного времени разведывательные силы СССР и Запада ополчились друг на друга.

В Берне Эллиотт снял квартиру на Дюфурштрассе, неподалеку от британского посольства, и поселил там свое семейство — у него уже появилась дочь, Клодия. (Эллиотт настоял на том, чтобы ребенок родился на английской земле; если бы она родилась в срок, в день победы в Европе восьмого мая 1945 года, то при крещении получила бы имя Виктория Монтгомериана, чтобы отдать дань патриотизму и выказать уважение британскому генералу. К счастью для девочки, она родилась позже срока.) Клодию опекала «няня Решето», вдова сержант-майора: у нее были огромные ноги, она пила джин из бутылки с наклейкой «Святая вода» и заодно служила неформальным телохранителем Эллиотта. Официально Эллиотт был вторым секретарем британского посольства и сотрудником отдела паспортного контроля; на самом же деле он — в тридцатилетнем возрасте — стал главным агентом Великобритании в очередном рассаднике шпионов. Летом 1945 года, проработав на новой должности всего несколько месяцев, Эллиотт был вызван на встречу с Эрнстом Бевином, новым министром иностранных дел. Один из британских пионеров холодной войны, Бевин заметил за ланчем: «Коммунисты и коммунизм — это зло. Долг всех сотрудников службы — топтать их при каждом удобном случае». Эллиотт навсегда запомнил эти слова, поскольку они отражали философию, которой он следовал в своей новой роли.