это даже оскорбительно. Ты же прекрасно знаешь, что у меня никого…

– Я говорю не об отношениях в школе, а имею в виду после нашей свадьбы.

Не верил сам, что говорил это вслух, что даже допустил подобную мысль. И Милена убрала руки от лица, потом медленно поднялась и, подойдя ко мне, залепила пощечину. Она будто вложила в нее всю свою злость и боль от моих слов.

Милена сделала шаг назад, но я ее перехватил за запястье и притянул к себе. Уткнулся лбом ей в живот и сказал:

– Прости… Просто столько всего…

– Может, ты мне расскажешь?

– Хорошо, – согласился я, но не успел.

В дом вернулся Миша с конвертом из плотной темной бумаги и протянул мне.

– Заказное. Только что принесли. Может, что-то важное.

– Я пока в душ, – сказала Милена.

– Ты ей поверил? – спросил Миша, проводив мою жену взглядом.

– Да, – коротко бросил и распечатал конверт.

Первыми на стол легли фотографии, потом флешка, на которой оказались записи телефонных разговоров. Я смотрел, слушал и окончательно слетел с катушек.

– Марк… – Миша видел, как я менялся на глазах. – Против этого не попрешь…

Не попрешь, он прав. Это конец…

Глава27. Милена

Мы все дальше отдаляемся от города. И с каждым километром мне будто тяжелее становится дышать. Такое неприятное, тягучее ощущение в груди, что я больше никогда не увижу ни свою дочь, ни Марка…

Кто знает, что у Бориса на уме?

Но тут же во мне просыпается злость. Нет, я вернусь к ним любыми способами. Почти любыми…

Вскоре мы сворачиваем с трассы и минут двадцать едем по ухабистой дороге, пока не въезжаем в, судя по всему, полузаброшенную деревню. Некоторые дома совсем покосились, стоят с выбитыми окнами и прохудившейся крышей. Но кое-где живут или совсем недавно жили люди.

Может, это мой шанс? Мобильные телефоны наверняка дошли и досюда. Должен же Борис спать иногда.

Мы останавливаемся на самой окраине у деревянного дома, и я спрашиваю:

– Это твой дом?

– Не переживай, даже твой бывший муженек со своими связями не сможет выйти на это место. А теперь давай в дом. И да, во всей деревне от силы несколько глухих стариков, так что…

Борис разводит руками с противной улыбкой, а я киваю. Ничего, сразу усыпим его бдительность, а потом он отвлечется, и я… Что-нибудь сделаю. Только пока еще не знаю что.

Иду к крыльцу, осматривая двор. Ничего приметного – только лопата у угла дома. Надеюсь, что не для моей могилы.

В доме тоже минимализм. В прихожей вообще пусто, а в кухне остатки разобранной печи, стол и две табуретки. Что ж, подобным меня не удивить, но хорошо, что сейчас лето, иначе здесь без отопления и ночь не протянуть.

Интересно, если мы здесь надолго, то питаться святым духом будем? Холодильника я пока не заметила, а служба доставки вряд ли к нам приедет.

Я-то здесь задерживаться не горю желанием, но кто знает, как все сложится.

Опустившись на скрипучую табуретку, я кладу ладони на колени и смотрю на Бориса. Надо держаться, чтобы не давать ему повода, хотя так хочется огреть его той же табуреткой и бежать без оглядки до самого города.

– Ты хотел мне рассказать какую-то историю, – напоминаю.

Борис снова выдает мерзкую улыбку и рассматривает меня так, будто впервые видит. Такое впечатление, что сейчас даже потрогает, чтобы проверить, живая ли я или перед ним иллюзия.

– Знаешь, когда в твоих руках не просто чья-то жизнь, а чья-то судьба, чье-то счастье, это так повышает тонус.

Я сжимаю зубы, но стараюсь не реагировать, хотя понимаю, о чем он сейчас говорит.

– Ты разрушил мою жизнь и мое счастье, доволен? – спрашиваю, даже не шевелясь, борясь с желанием расцарапать Борису рожу.

– Я? – удивляется он. – Это сделал твой муж. Считай, я тебя спас. Как можно жить с человеком, который тебе не доверяет?

– Да ты псих, – говорю уже сквозь зубы.

И зря… Очень зря. Борису мое высказывание не нравится. Он резко подрывается и хватает меня за волосы на затылке. Голова запрокидывается, в уголках глаз собираются слезы от боли, но я только морщусь. Даже не прошу отпустить.

Борису надо выпустить пар, а под рукой сейчас только я. Думаю, если бы на моем месте была табуретка, то она бы рассыпалась.

– Это я псих? – Борис выплевывает слова мне прямо в лицо, его дыхание на моей щеке раздражает, но я терплю. – Я выгнал беременную жену на улицу, потому что поверил всем вокруг, кроме любимой женщины?

– Ты для этого очень постарался.

Борис отпускает мои волосы и возвращается на свое место. На его лице появляется победная улыбка.

– Видишь, разрушать легко. Человека можно заставить поверить во что угодно.

Кажется, мы переходим к философии, а мне хочется узнать, зачем Борису все это надо было тогда и зачем сейчас.

– Отличная постановка получилась. Не расскажешь, как смог все это провернуть. Ведь на тех фотографиях  была не я, но их подлинность подтвердили. И голос, он был моим, только я…

– Только ты никогда этого не говорила, – заканчивает за меня Борис и снова улыбается. – Рассказать, как я это сделал?

Меня больше интересует, зачем все это надо было.

Но Борису хочется своей минутки триумфа – пусть говорит. Кажется, я пока никуда не тороплюсь.

– Расскажи.

В этот момент за окном слышится звук мотора. Я напрягаюсь, а вот Борис, кажется, совсем нет.

Сидит и дальше улыбается.

– Кто это? – спрашиваю у него.

– Сейчас сама увидишь, – пожимает Борис плечами. – Мы вместе расскажем, как над этим думали.

Глава28. Марк

– Да подожди ты, – останавливает меня Миша, преградив мне путь к выходу. – Может, именно этого он от тебя и ждет. Мы же даже не знаем, кто тебя тогда заказал? Ну, если это не Милена…

– Я тебе сейчас врежу, – выхожу из себя.

Сейчас я только теряю время. Который час меряю лофт шагами, но не могу решить, как правильнее поступить.

Что за игру затеял этот ублюдок?

– Хорошо, допустим, это не Милена, – соглашается Миша. – Я так тоже не знаю, кем работает половина моих бывших одноклассников.

Ни черта не успокаивает. И брат явно всего лишь пытается меня успокоить. Наверняка все одноклассники есть у него в контактах в соцсетях. Но я не могу сейчас бездействовать. Когда Милены не стало рядом, это было то же болезненное ощущение, когда я ее потерял впервые. По своей же вине.

И если тогда я хоронил