мол, хозяйничайте сами. И спряталась в спальне, порадовавшись, что загодя оставила рядом с кроватью таз для утреннего умывания. Вода в нем остыла, но мне сейчас это и было нужно.

Я не ответила ни на один из вопросов, которые мне пытались задать, и друзья собрались уходить. На прощание они заручились моим словом, что я не запрусь на десяток замков и все же явлю им завтра бледный, но живой лик. В тот момент я была готова пообещать все что угодно, лишь бы остаться одной. Едва за парочкой закрылась дверь, как силы, сдерживающие слезы и тоску, исчезли, и я осела прямо на пол. Кот спрыгнул с печи и молча пристроился возле руки, грея меня своим теплом. Я сгребла его в охапку и зарылась лицом в белую шерсть.

Я уснула только под утро, изможденная слезами и воспоминаниями. Но у богов явно не было намерения дать мне отдохнуть и подлечить душевные раны. Потому что привычный кошмар накинулся на меня с удвоенной яростью, едва я прикрыла глаза.

Я снова пыталась убежать от тумана, а он лизал мне руки шершавым языком и тихо мурлыкал. Его молочная дымка щекотала мне лицо, становясь все плотнее. Я оглянулась : позади мама протягивала мне зеленую ленту и улыбалась окровавленным ртом.

Мое прошлое не собиралось меня отпускать.

Мама давно мертва. Может быть, уже хватит убегать, и пора остановиться и встретить судьбу лицом к лицу? Мое обещание никому не рассказывать о своих снах умерло вместе с ней. Если со мной что-то случится, всплакнет ли хоть кто-то? Будет ли обо мне вспоминать Марьяна? И кому будет топить печку и носить пирожки Совий? А сельчане, которых я вылечила – будут ли они сожалеть, если меня не станет?

Я знала, что когда-нибудь этот туман сожрет меня, не оставив ни обрывка одежды, ни капли крови.

Впервые я не металась в мире собственного сна, а опустилась на прохладный серый песок и обняла колени. Без страха взглянула в колышущуюся дымку. И позвала ее, словно верного пса.

Туман хлынул ко мне со всех сторон, облепил мокрой сетью, залил глаза, нос и уши, впитался в каждую пору. На одно бесконечное мгновение я впустила его, и стала им, и исчезла, превратилась в ничто, в каплю росы, высохшую на солнце.

Но роса не просто высыхает – она вливается в облако, а потом снова падает на землю благодатным дождем, чтобы на следующий день опять растаять под жаркими лучами.

Я вздохнула так глубоко, как могла, и открыла глаза.

Тумана больше не было. Все, что от него осталось – маленький, не больше кулака размером, клубок, свернувшийся возле моей руки. Вокруг, насколько хватало глаз, росли серые деревья. Их искривленные, покрытые наростами стволы молча вопияли о страдании и боли. Воздух был неподвижным и густым, точно свежесваренный кисель. Я знала эти чувства. Я ощущала их каждый раз, когда проваливалась в Навь.

Между серых стволов, протянувших к небу ветви – лапы в немой ярости, показались гибкие сухощавые тени. Они приближались, и я почувствовала запах молодой зелени, сырой земли, грибницы и поверх всего – легкий железистый привкус крови.

«Ты нужна нам».

Я шагнула вперед. Потом еще. И еще. Попыталась подумать.

«Где вы?»

«Мы рядом».

«Как мне вас найти?»

«Ты знаешь дорогу».

Мне хотелось закричать, заплакать, умолять не уходить, рассказать больше, чем несколько слов, которые я впервые услышала, позволила себе услышать. Но тени уже отдалялись, растворялись в ожившем тумане, пока не исчезли в разлившейся повсюду белизне. Я упала на колени, чувствуя, как платье пропитывается холодной водой, и заплакала.

Раздалось знакомое мурчание, и, отерев глаза, я увидела обеспокоенную морду Одуванчика прямо перед собой. Он тыкался в мое лицо длинными усами, муркая и обеспокоенно трогая меня лапой. Я сгребла кота в охапку и привычно зарылась лицом в его шерсть. Привидевшееся казалось дурным мороком, порожденным уставшим телом и изможденной душой. Вокруг была тишина, в окно заглядывала полная луна, и ее серебряные отсветы мерцали на ровном снежном покрове, укутавшем землю. Белый кот настороженно смотрел в окно. Его круглые зеленые глаза сверкали, отражая лунный свет, шерсть стояла дыбом, но кот не шипел. Мне показалось, что он не боится, а скорее…заинтересован.

– Знаешь что, Одуванчик. Давай-ка спать. Что-то мне подсказывает, что поговорка «утро вечера мудренее» в этот раз нам подходит как нельзя лучше. Ты согласен? Ну и ладненько, – жалко улыбнулась я внимательно слушающему коту.

Снова закрывать глаза было страшно. Но, вопреки ожиданиям, сон пришел быстро, и на сей раз в нем не было посторонних.

Возможно, потому, что теперь мой покой охранял свернувшийся под боком толстый белый кот.

Глава 10. Не все то золото

Зимой дни похожи один на другой, ровно братья–близнецы. В холодную пору люди чаще ходят друг к другу в гости, греются горячим чаем и байками с отзвуком лета. Пекут сладкие пирожки с сушеной ягодой, плетут кудель, держатся за руки и мечтают о времени, когда день перестанет напоминать размокшую дорожную грязь, сквозь которую едва просвечивает солнце.

Всем известно, что зимой богиня Сауле отправляется в Правь, погостить у своих родителей. Поэтому солнце совсем не греет – ведь солнечная дева далеко, и все, что мы видим, это лишь отблеск ее огненных волос. Но если Вечно Юная в хорошем настроении, ее косы сияют так ярко, что мир в их отсвете становится краше. Вот и сегодня случился именно такой день. Пришлось одной сонной рагане, невзирая на нежную любовь к теплой кровати, вооружаться корзинкой и отправляться в лес.

Выйдя за порог, я осмотрелась. Глаз наткнулся на подтверждение моим тревогам, и пальцы невольно сжались на воротнике шубы, как будто я пыталась прикрыть горло от невидимого хищника. О том, что зверь хоть и не показывается, но существует, нахально заявляли следы крупных, больше моей ладони размером, лап, замыкавшие дом в кольцо.

Эти следы стали появляться с ночи, когда я в первый и последний раз попыталась вести жизнь обычной девушки. Как будто что-то выбралось из моего сна в Явь, да только уйти далеко не смогло. Вот и бродит теперь вокруг избушки, вытаптывая цепочку, которую я чувствую так же, как если бы мне на руки навесили кандалы.

О ногу потерлось что-то теплое и мохнатое, и я испуганно подпрыгнула на месте. Одуванчик удивленно воззрился на меня круглыми зелеными глазами, не понимая, почему это хозяйка так шумит и ругается? А хозяйка, продолжая ворчать, крепко вцепилась в ручку корзины и, размахивая ею,