здорово умеешь выбирать наряды, побуду немножко твоей куклой. Но на этом – все! Уйду, когда захочу, даже если и пяти минут от начала не пройдет.

- По рукам! – просияла Марьяна и потянулась за новым печеньем. Я почесывала Одуванчика за ухом и думала, не зря ли согласилась. Но отступать было, конечно, уже поздно.

- Кстати, а почему ты не спрашиваешь, отчего я сама на Совия не заглядываюсь? – вдруг спросила Марьяна, и я чуть не поперхнулась чаем. Посмотрела на подругу удивленно, подумала и осторожно спросила:

- Что, надо спрашивать?

- Ну ты даешь! – возмущенная брюнетка всплеснула руками. - Конечно, надо! Это называется женские разговоры!

Я пожала плечами и буркнула:

- Для меня женские разговоры – это сколько рыбы мы наловили или чем вытравливать блазеня из роженицы.

Теперь пришла очередь Марьяны поперхнуться. Чай допивали в молчании.

Одуванчик щурил зеленые глаза и мял мою ногу длинными острыми когтями.

* * *

Я пригнулась, чтобы не разбить лоб о низкий дверной проем, и осторожно переступила порог. Марьяна небрежным жестом сбросила шубку на лавку, где уже были навалены теплые вещи самых разных мастей, отряхнула с платья невидимые пылинки и обернулась ко мне. Ее взгляд был теплым, с легкой поволокой – будто полевые васильки вдруг оказались залиты закатным светом. Все же Марьяна была удивительно красивой девушкой, и я в который раз порадовалась, что не дала навьей твари отправить ее к богам раньше срока. Красота лечит души и обращает их к свету. Пусть бы больше красивых людей ходило по миру.

Я все еще нервно переминалась с ноги на ногу, когда подруга откинула черную косу за спину, нетерпеливо притопнула каблучком и открыла было рот, чтобы поторопить меня. Мои пальцы непослушно сжались на вороте шубки – не такой вычурной, как у Марьяны, но добротной и теплой, а главное – купленной на мои собственные монетки. Подол платья каким-то чудом умудрился не притянуть ни пятнышка, и теперь взблескивал белой шелковой вышивкой, как будто искры по снегу пробегали. Мне надо было раздеться – жара в натопленной комнате позволяла щеголять парням в рубахах, а девушкам в тонких платьях, без душегреек и кожухов. Но страх внезапно оказался сильнее меня. Откуда-то из угла зазвучали первые робкие звуки дудочки, будто музыкант знакомился с инструментом, и я сжалась еще сильнее, если только это было возможно. Марьяна, видя, что я сама не своя, положила руки на мои судорожно стиснутые пальцы и мягко улыбнулась:

- Все будет хорошо. Ты под защитой моей семьи. Тебя все знают и уважают – а это очень много, разве не так?

Я заставила себя кивнуть. Марьяна махнула рукой кому-то знакомому в комнате, и тут же улыбчивый рыжий паренек, чем-то напомнивший Совия, возник возле нас с двумя кружками, пахнущими травами и медом.

- Привет, Марьяшка! Заждались тебя, все никак пляски не начнем – куда ж без нашей лебедушки? – подмигнул парень дочке головы. Судя по всему, его ничуть не смущало положение ее отца, и этим парень расположил меня к себе достаточно, чтобы принять протянутую кружку и пригубить терпкий напиток.

- Хотел было спросить имя твоей подруги-русалки, да вспомнил, что все они на зиму спать улеглись. А значит, ты привела нашу зеленоглазую знахарку – чем не повод отметить? – подмигнул мне парень, стукнул глиняной стенкой кружки о мою и исчез в толпе.

Оттуда тут же раздался его звонкий голос, призывающий всех, наконец, перестать лениться и вспомнить, что собравшиеся еще не настолько мудры, чтобы по лавкам восседать. А вот для хороших плясок – в самый раз! Музыканты словно только его и ждали – грянула плясовая, да мигом смела с лавок хихикающих девок и отчаянных парней. Закружила, расцветила середину комнаты сполохами ярких тканей, тряхнула стены дробным рокотом подкованных каблучков. Кровь побежала по жилам резвее, отзываясь на быструю, словно сердцебиение, ритмику танца, и я все же уговорила собственные пальцы разжаться. Стянула шубку и осторожно положила ее на самый край лавки.

Ближайшие плясуны сбились и зашептались, глядя на нас с Марьяной. Я знала, что она притягивала взгляды своим полночно-синим нарядом с вышитыми полумесяцами. Но молодежь смотрела не только на нее – они дотошно рассматривали меня, словно не веря своим глазам. Я надеялась, что причиной тому платье, которое мне вручила Марьяна, а не осознание, что ведьма пришла на их праздник и тем испортила все веселье. Несколько девушек бросили своих воздыхателей и окружили нас щебечущей стайкой. Поначалу я потерялась в их быстрых говорках, но вдруг поняла, что они с тайной завистью и неприкрытым восторгом трогают ткань и говорят, как мне к лицу этот цвет и узор, вышитый мерцающей белой ниткой. И вдруг когтистая лапа страха и сомнения слегка разжалась, позволив мне вздохнуть и расслабить выпрямленную до судороги спину.

А может, подействовал травяной мед.

Марьяна кружилась посреди комнаты, словно бабочка. Дробно стучали каблуки расписных сапог, летали пряди шелковых черных волос. Ровный нежный румянец заливал ее щеки, глаза сверкали, она плясала так лихо, словно хотела раствориться в танце, в музыке, в дергающих струны души звуках, которые невозможно слушать без движения… Я с трудом очнулась от ее чар и украдкой огляделась. Парни замерли, словно околдованные, не сводя глаз с дочки головы. Девки смотрели кисло, понимая, что они ей не соперницы, но кое-кто, полегче характером, уже проталкивался сквозь молодежь и вливался в ритмику, заданную Марьяной. Их движения смотрелись более земными, простыми, хоть и ловкими. Они словно разрушали те путы, которые наложила моя подруга на всех присутствующих. Кто-то захлопал в ладоши, отбивая ритм, парни затопали ногами, и комната заполнилась голосами и смехом.

Марьяна снова обернулась вокруг себя и вдруг встала прямо передо мной. Она улыбалась и протягивала мне руки, но я замотала головой, делая страшные глаза: «Совсем с ума сошла, не пойду я никуда!» Подруга скользнула ближе и схватила меня за запястье. С неожиданной силой она потянула меня на середину комнаты, туда, где отплясывали остальные девушки. Я упиралась и шипела, краснея от понимания, что выгляжу глупо. Но Марьяна не отпускала.

- Ты же обещала, что я смогу уйти, когда захочу! – с отчаянием выдохнула я.

- А ты хочешь? – прошептала подруга так тихо, что я, скорее, прочитала ее слова по губам. И замерла.

Музыка вдруг изменилась, стала более плавной, тягучей. Мне послышался в ней шорох листвы и журчание весеннего ручья. Привиделся лес, протягивающий к