— В-вы говорите… о моей… книге!

— Разумеется, — ответил граф. — А о чем же вы думали я хотел поговорить с вами?

Он заметил, что на лице девушки отразилось облегчение, кровь снова прилила к ее щекам, а взгляд опять просветлел.

Затем, издав звук, средний между смехом и всхлипом, она поставила бокал на стол, как будто бы ей стало трудно его держать.

— Моя книга… Конечно же!.. Вот что вы… узнали обо мне!

— Не могу претендовать на первенство в этом, — сказал граф. — Мой друг разыскал в лавке Хэтчарда одного малого, который был готов продать истину всего лишь за две гинеи.

— А почему это было ему интересно?

Тэлия снова обрела былую уверенность, что не только чувствовалось в ее голосе, но и читалось во взгляде.

Граф рассмеялся:

— Вы, вероятно, и не представляете, что вам удалось рассорить друг с другом весь Уайт-клуб. Все подозревают, что книгу эту написал кто-то из них с целью высмеять остальных, и теперь, они исполнены решимости отыскать автора, чтобы лишить его членства клуба!

— Вы… хотите сказать, что они… обиделись?

— Большинство из них ощущают себя крайне обиженными.

— Как вы думаете, много экземпляров они раскупили?

Было видно, что ей очень хочется узнать ответ, однако от графа не ускользнула перемена, произошедшая в поведении девушки с того момента, когда она узнала, что речь идет о книге, а не о чем-то гораздо более страшном для нее.

«Что же она скрывает? — подумал граф. — Какое преступление она могла совершить?»

Тут он вспомнил, что Тэлия упомянула о том, что ее тайна касается нескольких человек.

Если она говорила не о матери, то дело могло касаться только ее отца.

Он подумал, как бы завести разговор на эту тему. В то же время ему не хотелось снова увидеть Тэлию столь же напуганной, какой она была в момент их встречи.

Он словно все еще ощущал холод ее рук и дрожь пальцев в тот момент, когда он прикоснулся к ней.

— Выпейте еще шампанского, — предложил он. — Мне кажется, вам это нелишне.

Тэлия подчинилась. Однако она чувствовала такую волну облегчения, что не нуждалась в шампанском, и после целого дня, проведенного в тревоге и страхе, теперь ей казалось, будто бы ее залил солнечный свет.

— Расскажите мне о своей книге, — попросил граф.

— Кому еще известно, что… я ее написала? — спросила Тэлия.

— Только моему другу Ричарду Роулендсу, — ответил граф. — Это тот самый, что раскрыл ваш секрет.

— Скажите… Возможно ли его… убедить никому больше… не рассказывать об этом?

— Уверен, что если я попрошу его, он так и сделает. Но можете себе представить, как ему не терпится объявить членам Уайт-клуба, что их одурачила женщина!

— Я… вовсе не хотела, чтобы… они так это восприняли, — сказала Тэлия. — Просто, когда мне пришла эта идея, я припомнила то, что читала и, как мне кажется, слышала раньше, и… связала все вместе.

— А также воспользовались своей умной головушкой, дабы насочинять изрядное количество остальных пассажей? — улыбнулся граф.

— Да… Это правда… Но если книга будет хорошо раскупаться, это принесет мне какие-то деньги, и я… может быть, сподоблюсь написать еще что-нибудь.

— На ту же тему? — спросил граф. — Откуда вы столько знаете о мужчинах, если, судя по вашим словам, у вас нет среди них знакомых?

— Мама задала мне тот же вопрос, — ответила Тэлия. — Надеюсь, люди будут достаточно добры, чтобы найти в моих словах большее, чем кажется с первого взгляда.

— Ну вот, теперь вы начинаете скромничать, — заметил граф. — Вы сами прекрасно знаете, что книга ваша и остроумная, и вызывающая, а для некоторых она подобна хорошей оплеухе.

— Возможно, для таких, как денди.

— Если так, то они того стоят, — ответил граф. — Они заслуживают всего, что о них говорят.

— А вы себя не относите к денди? — с вызовом спросила Тэлия.

— Я — нет! — сурово ответил граф. — И если вы меня так назовете, я на деле докажу вам, что отношусь к совершенно иному типу!

Тэлия рассмеялась, и остатки страха и тревоги окончательно исчезли с ее лица.

— Ну вот, вы бросаете мне вызов, — сказала она. — Будьте осторожны! А вдруг я не откажусь принять его?

— В наших отношениях и без того хватает проблем, — сказал граф. — И главная из них — что мне дальше делать с вами.

— Ничего. Ведь именно поэтому я изначально ответила отказом на ваше приглашение.

— Знаю, — сказал он. — Но судьба в лице Ричарда Роулендса улыбнулась мне, и вот вы здесь.

Он помолчал, но затем быстро добавил:

— Ив настоящий момент это — главное!

Они ужинали в овальном обеденном зале за полированным столом, который по моде, введенной регентом, не был покрыт скатертью. Зато его украшал золотой канделябр и впечатляющее золотое блюдо, что создало у Тэлии впечатление, будто бы она находится на представлении в Ковент-Гардене.

Лакеи в своих ливреях с гербовыми пуговицами молча подавали к столу экзотические яства на изящных и, как определила Тэлия, невероятно редкостных блюдах из севрского фарфора.

Подобное очарование существовало для нее лишь на страницах сказочных книг, но центральной фигурой разворачивающегося перед ней действия был сам граф.

Если прошлым вечером за ужином в отдельном кабинете он выглядел весьма внушительно, то теперь, восседая во главе стола на обитом малиновым бархатом кресле, граф являл собой само величие.

На нем был галстук, повязанный сложным узлом, который ей не доводилось видеть прежде, а когда его глаза выхватывали ее лицо в свете свечей, она ощущала себя играющей главную роль в спектакле.

Они не говорили ни о чем конкретно, как это было накануне, перемежая беседу молчанием, но даже в эти минуты казалось, будто бы они продолжают общаться и без слов.

Тэлия ощущала необычное волнение и смущенность, которой не могла найти объяснения.

Должно быть, полагала она, причиной тому являлось роскошное окружение или общество мужчины красивой наружности.

Когда ужин подошел к концу и граф направился с Талией в салон, она попросила его:

— Можно ли взглянуть на ваши сокровища?

— Этого я и хотел еще до вашего приезда, — ответил он. — Я мечтал, чтобы они произвели на вас впечатление, но теперь вижу, что все эти сокровища по сравнению с вами — ничто.

— Вы мне… льстите.

— Я говорю правду.

Войдя в салон, Тэлия опустилась на диван, и граф, глядя на нее, произнес:

— Никак не могу перестать удивляться — что вы со мной сотворили. С первого момента нашей встречи я думаю только о вас. Утром во время прогулки верхом мне все время казалось, будто бы вы скачете рядом со мной, и когда, вернувшись домой, я нашел письмо, в котором вы говорили, что не увидитесь со мной этим вечером, я испытал чувство, неведомое мне прежде. Это было отчаяние.