* * *

А в этой квартире, куда Тоня приходит занять денег и о которой мы говорим, живет семья: муж и жена. Жена нам пока неинтересна, а интересен муж. Это решительный, смелый и красивый человек. О таких писали Джек Лондон и Антуан де Сент-Экзюпери. Он работает на трех работах, а по вечерам гоняет в футбол. Поэтому Тоня, которая работает тоже много, часто ездит с ним в лифте то утром, а то вечером. И они всегда шутят. Причем не глядя друг на друга, потому что сосед ростом два метра, а Тоня – полтора.

Тема шуток может быть разной. Тоне много не надо.

– На шестнадцатом сегодня всю ночь грызли сахар, – говорит Тоня, глядя на лямку соседского рюкзака. – Прямо спать не давали.

– Да-да, – говорит сосед, глядя сверху на Тонины вихры. – я тоже что-то такое слышал. Но я думал, они пилят гири.

– Это у них сахарные головы, – говорит Тоня.

– То есть это они друг другу головы грызли? – сосед.

Двери открываются. Первый этаж. Все выходят (обычно к этому моменту в лифте бывает человек шесть с разных этажей), и Тоня мчится на триста шестую маршрутку, а сосед – машину прогревать.

Если же они едут вверх, вечером, то едут всю дорогу вдвоем и шутки бывают совсем другие.

– Как работа? – говорит Тоня.

– Волк, – говорит сосед с выражением. – В лес все время бежит.

– И смотрит, – Тоня. – Сколько ее ни…

– …ни корми, – подхватывает сосед.

Приехали. Пятнадцатый.

* * *

Да. Ну так вот, а когда у Тони трудные времена, то она приходит к соседу занять деньжат. Потому что известно, что у соседа их очень много. Просто куры не клюют. Он работает на трех работах, и за каждую ему платят – ой-ой-ой сколько.

Ну что ему пять тысяч? Пустяки ведь!

И сосед тоже так думает и всегда Тоне денег дает. А Тоня часто даже отдает долги! Но вот жена соседа – она не думает, что это пустяки. Ей это дело почему-то не нравится.

Она шипит:

– Опять эта алкглчка пршла. Сккмжн ей деньги давать. Тебе все на шшею ссдтся. Скоро всь дм прйдт у тебя деньги прсть.

Сосед, сколько Тоня может слышать, молчит. Ее никогда не пускают дальше передней. Зеркала, мрамор и всякие такие дела. Ну, Тоня понимает, жена же.

Жену эту Тоня редко видит снаружи дома. Иногда только. Потому что жена соседа работает дома или вовсе не работает, а по своим делам ездит днем. Но иногда Тоня видит, как жена соседа в своих лосинах, мокасинах и темных очках вылезает из субару и, размахивая сумкой и мелированными прядями, шагает к подъезду. Тоня про себя называет ее Комариха. Комариха значительно моложе соседа. Тоня знает, что соседу под полтос, хотя выглядит он классно. А жене его и сорока еще нет. Да не только сорока, но и чувства юмора нет. Совсем. Как это он с ней живет?

* * *

Но вот наступает какая-то очередная зима, и жизнь Тони вдруг кардинальным образом меняется. Такого с ней не было никогда. Точнее, лет с тринадцати, когда Тоня порезала себе вены. Но тогда были веские причины и поводы, а теперь поводов нет, причины неясны, а состояние точно такое же, как тогда, при Советском еще союзе.

Чувство юмора, не покидавшее Тоню сорок лет подряд, вдруг совершенно пропадает, а на его место приходят ужас, страх, тоска и черная кручина. Вот чего боится Тоня: ей представляется, что все люди на Земле вымерли и в пустом черном космосе крутится голый маленький шарик. Согласитесь, это действительно неприятная фантазия. А если она так и лезет в голову, и ничем ее оттуда не выгнать? И даже запить ее не получается, потому что только хуже.

И так бы Тоня и погибла от этих мрачных химер, если бы не сосед по этажу.

Дело было так: ночью Тоня, обдумывая всякие ужасы, вышла покурить на балкон рядом с лифтом. Она, конечно, могла бы покурить и в квартире, но так как ей все время хотелось совершить самоубийство, то она любила приходить на тот бетонный балкон и заглядывать вниз, борясь с желанием туда прыгнуть. Желание постепенно крепло, а борьба ослабевала. Вот и в ту ночь Тоня тоже пошла покурить на балкон, и, глядя на красные огоньки высоток вдалеке, крутила в голове свою чорную пластинку.

Но на тот же балкон, в ту же ночь, по неизвестным нам причинам вышел покурить и сосед. Он вышел даже раньше Тони, и Тоня его там, на балконе, нашла.

– Че, как? – спросил сосед.

До той ночи разговоры всегда, без исключения, начинала Тоня. Поэтому соседское че-как однозначно звучало как выражение участия и понимания.

– О-о-ох, – поежилась Тоня и опасливо встала на пороге балкона.

– А-а, – сказал сосед и предложил Тоне закурить.

Они курили.

– Скажите, – сказала Тоня. – Вам не кажется, что скоро конец света?

– Неа, – сказал сосед. – Маловероятно. Будет, конечно, но не прямо сейчас.

– А вы точно знаете? – затаилась Тоня.

– Да тут и без конца света сплошная чума, – сказал сосед.

Вот какие слова он сказал Тоне. На минуту, на секундочку, но они ее согрели.

– Вы заходите, – сказал сосед. – Чаю выпьем на кухне.

– А жена? – спросила Тоня.

– Спит, – сказал сосед.

* * *

Они вошли в их сверкающую кухню, полную разных гаджетов и приспособлений, и Тоня тихонечко села с краешку на табурет. Сосед молча, степенно курил в форточку. В свете ночника (верхний свет они не включали) серебрились его волосы, черная седеющая щетка надо лбом. Тоня разглядела и якорь на мускулистой руке.

– Во флоте служили? – спросила Тоня.

– М-гм, – сказал сосед. – Практиковался. Семь месяцев плавали – никакой морской болезни. Все переболели, а я нет. А когда у всех прошла, у меня началась. И не кончилась. Так что с тех пор хожу посуху.

– Сочувствую, – сказала Тоня. – Мечтали, наверно, стать моряком.

– Мечтать – мечтал. Но, по правде говоря, за семь месяцев так надоело… Я все ходил вокруг трубы и задачки решал из «Занимательной математики».

С Тониного места кажется, что за окном темнотища, хоть глаз выколи. Но если подойти к окну поближе, то станет видна цепочка огней внизу, а за улицей – фонари по периметру заброшенного завода, на котором теперь автобаза, склады и какой-то другой завод, не заброшенный, но поменьше прежнего. Все это хоть немного, но освещено. А за этим заводом будет видно железную дорогу, не очень оживленную, а за ней, чуть правее, – кладбище, а левее – парк и корпуса многопрофильной клиники, а уж за ним, за парком, горят красные габаритные огоньки на высоких башнях нового бизнес-центра.

– Пора идти, – говорит Тоня шепотом, – а уходить не хочется. Хорошо у вас.