— Всё прояснилось, — выпустив дым в потолок, сказал он.

— Что «всё»? — не понял Ардашев.

— Мне только что звонил сын бывшего начальника Тифлисской почты Александр Петрович Фогель. Он отыскал «русскую унику» и приглашает меня принять участие в аукционе, который пройдёт в Тифлисе во вторник. Он же и уведомил телеграммой этого британца, который примчался, в Одессу, очевидно, для того чтобы пароходом добраться до Поти или Батума, а оттуда по железной дороге — в Тифлис. Нам нельзя терять ни минуты. Мы должны опередить Блэкстоуна и прибыть первыми. Ясно, что мои финансовые возможности смехотворны по сравнению с этим англичанином. Поэтому надобно убедить Фогеля, продать марку мне. Она — достояние России и должна остаться в нашей стране. Ни в коем разе нельзя допустить проведение открытого аукциона. Фогель просил, чтобы я остановился в гостинице «Вентцель». Именно там он меня и найдёт.

— Простите, но не могли бы подробнее объяснить, о чём идёт речь?

— Извольте. Марка, о которой идёт речь, уникальна, хотя и выглядит неказисто: без зубцов, выполнена рельефной печатью; в середине её расположен герб Тифлиса, а над ним — двуглавый орёл с опущенными вниз крыльями; герб заключён в тонкий круг, вписанный в двойную квадратную рамку, а на ней надпись: «Тифлис: городс: почта 6 коп:». В углах между рамкой и кругом, расположены по два скрещивающихся почтовых рожка. Впервые о ней вспомнили ещё в восьмидесятых годах прошлого века. С тех самых пор её и ищут. Однако поиски оказались тщетными. Она есть во всех каталогах, но вживую её никто никогда не видел. И я, и этот Блэкстоун не раз помещали в Тифлисских газетах объявления о желании купить её. В «Кавказском календаре» за 1858 год, изданном наместником на Кавказе, мне удалось найти «Правила для городской почты в Тифлисе и развозки на дом журналов и газет». Так вот в них написано, что при местной губернской почтовой конторе учреждено особое отделение городской почты, в котором «продаются штемпельные бумажные печати, имеющие свойство облатки, с платою за каждою по 6 копеек». Эта марка клеилась к каждому письму, подтверждая, что оно оплачено. В тех же правилах указывалось, что доставка корреспонденции в Коджоры и обратно в Тифлис оплачивается тремя шестикопеечными марками.

— Коджоры? Насколько я осведомлён, там находилась летняя резиденция Кавказского наместника?

— Верно. Она и сейчас там. Считается, что эта марка Тифлисской городской почты была единственной в обращении с конца 1857 года до первого марта 1858.

— Ею пользовались всего три месяца?

— Три или четыре. Допускаю, что она начала выпускаться с первого ноября 1857 года. Точных данных у меня нет. Но первого марта 1858 года уже вышли общегосударственные российские марки. Так вот: её печатали в типографии наместника полосками по пять штук. А чтобы избежать подделок, прибегали к рельефному рисунку (теснению), исполняемому ручным способом. Я дважды ездил в Тифлис, и мне повезло: разыскал сына Фогеля, который только что звонил. Он живёт там по сей день, и тоже служит на почте, как и его отец, но только в Коджорах. Служебной карьеры не сделал и ходит в титулярных советниках. В публичной библиотеке мне попалась небольшая выдержка из газеты «Кавказ» за четырнадцатое июля 1857 года. В ней говорится об открытии экипажно-почтового сообщения между Тифлисом и Коджорами.

— Стало быть, «Тифлисская уника» — первая марка Российской империи?

— Совершенно верно. Кстати, Тифлисский почтамт выпускал и собственные конверты. На государственных помещался герб Российской Империи, а на тифлисских — герб Тифлиса. Мне удалось раздобыть один, но он без марки. Позже, во время второй поездки я узнал, что автором её рисунка был художник Каханов. К сожалению, его следы затерялись. Вообще, как мне рассказывали, дорога из Тифлиса в Коджоры узкая, проходит под скалами по самому края обрыва, там частые камнепады, и потому эти восемнадцать вёрст почтовые кареты преодолевали с большим трудом. Отсюда и такая цена за пересылку корреспонденции.

— А откуда взят номинал в шесть копеек?

— В номинал марки включили стоимость пересылки внутри города (пять копеек) и добавили затраты на её изготовление (одна копейка). Всего — шесть.

— Насколько мне известно, изъятию почтовых марок из обращения всегда предшествует официальное сообщение в газетах. Встречали ли вы его?

— В том-то и дело, что я его не нашёл. Отсюда сделал вывод, что марками пользовались до полного исчерпания тиража. А это, возможно, ещё семь-восемь лет. Значит, они могли гулять вплоть до 1866 года наравне с общегосударственными. Однако это никак не преуменьшает ценность «Тифлисской уники». Сами марки не выходили за пределы Кавказа, и, вероятно, наместник не счёл нужным помещать в газетах сведения об их изъятии. Ведь они печатались за казённый счёт, и выбрасывать на ветер государственные средства, затраченные на их изготовление, посчитали ненужным расточительством.

— Во сколько вы оцениваете её стоимость?

— Трудно сказать. Здесь всё зависит от Фогеля. Я готов заплатить за неё три-пять тысяч рублей. Поверьте, для марки, пусть даже и первой российской, это хорошая цена. — Толстяков резкими толчками затушил в пепельнице папиросу и сказал: — Поедемте со мной, Клим Пантелеевич, я вас очень прошу. Мы должны опередить этого англичанина. Доплывём до Поти. А оттуда на поезде — в Тифлис. Я столько сил положил, чтобы отыскать эту унику… Да и после всех неприятностей и бед, обрушившихся на мою голову, хотелось бы хоть немного отвлечься. А путешествие, как известно, лучше всего разгоняет хандру. К тому же, Бес нас пока не тревожит. За женщин я не переживаю. Пристав Закревский — надёжная защита. Я поговорю с ним сегодня. Попрошу не оставлять наших дам в одиночестве. Думаю, он будет только рад моей просьбе. Только вот отправляться надобно сегодня. Нам нельзя пропустить вечерний пароход в Поти.

— Я согласен. Но прежде я съезжу в город. Одолжите мне ландо?

— Экипаж всегда в вашем распоряжении.

— Спасибо.

— Это я должен быть вам благодарен. Откровенно говоря, не ожидал, что вы так быстро согласитесь.

— Право, Сергей Николаевич, не стоит. Во-первых, я засиделся на одном месте, а во-вторых, надеюсь, что наша поездка поможет ускорить поимку преступника. По всем вероятиям, он отправится за нами.

— Вы так считаете? — упавшим голосом проронил Толстяков.

— Несомненно. Бес поднял ставки в игре и пойдёт на риск. Не удивлюсь, если он уже знает о вашем желании совершить вояж в Тифлис.

— Но как? Как ему это может быть известно, если мы только что это решили? Вы думаете, что он среди прислуги или нанятых работников? Этого не может быть….

Клим Пантелеевич не успел ответить, так как прямо перед террасой неожиданно появился сторож.

— Ось, ваше благородие, знову ци аспидские лысты пид хвирткою валяються. Та коли ж цей бис египетський вгамуеться?[16] — в сердцах проронил он и протянул конверт.