Мне, конечно, сразу захотелось Любе сообщить куда я пропала,но она уже была в таких эмоциях, что остановить ее не представлялось возможным.

— Хоть сама сражайся за тебя, — пылко горевала она, — норазве в таких делах кто-то поможет? Тут такие проблемы, такие проблемы, а ты ив ус не дуешь! Надо парочку эту разбивать: Юльку на место ставить, а Женькуобратно в стойло загонять. Как он, негодяй, мог забыть, что любит только тебяодну?! Ведь при всех же, подлец, клялся! Тут бы срочно с него и спросить, нетже, ты вдруг, как на зло, пропала!

— Да не пропала я! Не пропала! — с трудом заглушая Любу,завопила я. — Меня в покушении на президента подозревают, разве не знаешь ты?

Люба отреагировала таким ахом, что в дальнейшем разговореуже не было необходимости. Было ясно, что ничего не знает она, кроме того, чтопокушение было. И все!

А я, наивная, собиралась расспросить Любу о соседях. Надо жекак загрузила она меня: ни на каких соседей времени не оставила. Не оставилавремени ни на какие вопросы.

Однако, я спросила:

— А почему Тамарка не в курсе?

— Да, Тамарка не в курсе, — подтвердила Люба. — С меня взялиподписку о неразглашении. Сказали, что это государственная тайна. Я теперь подстатьей хожу. А-аа! — с некоторым запозданием опомнилась она. — Зачем же я теберассказала?

— Удивительно, что ты Тамарке не рассказала, — горестноусмехнулась я.

— Тамарка меня об этом не спрашивала, — пояснила Люба.

Продолжать разговор уже крайне было опасно, к тому же, кромеикоты Машутки да живота Ванюшки Люба настроена была только о Женьке и Юлькеговорить, мне же тема эта была отвратительна, чтобы не сказать хуже.

Я вернула таксисту трубку и покинула автомобиль.

Забыв о Владимире Владимировиче, просто брела по улице. Вголове поселился пчелиный рой из мыслей, причем некоторые “пчелы” так больножалили, что я невольно начинала подвывать.

Представляю как странно это выглядело со стороны: разодетаяв пух и прах дама с претенциозной прической и тщательнейшим макияжем в грустнойзадумчивости куда-то бредет и время от времени взвывает, как голодная волчицана луну.

Но как тут было не выть, когда память выдаваладушещипательные эпизоды из моей семейной жизни, начиная с самых ее истоков!

“— Вы ко мне обращаетесь? — с улыбкой женщины, знающей себецену, спросила я.

— Простите, я кажется на вас наступил, — смущаясь под моимпристальным взглядом пробормотал он.

— Ах, это были вы? — “приятно” удивилась я. — Ничегострашного, и в другой раз не стесняйтесь, когда попадусь на вашем пути.

— Вы сердитесь? — упавшим голосом спросил он.

— Я бываю капризна. Особенно когда по мне топчутся в самомпрямом смысле.

— Еще раз простите, но, к сожалению, другого выхода небыло…”

Ах, так я впервые увидела его. Как он был красив! Как добр!Благороден!

Надо же, — теперь уже не верится — этот предатель меня отверной смерти спас: если бы не он, погибла бы под колесами электропоезда.

Но для чего спас?

Чтобы мучать?!

“…

— Я заметил вас еще на эскалаторе, — едва ли не краснеяпризнался он. — И был потрясен, потому что не видел девушки красивей…”

Да, он прямо так и сказал, чем мгновенно приручил моестроптивое сердце. Глупое сердце!

Особенно меня поймут те, которые узнают, что от девушки яуже тогда была на расстоянии двадцати лет.

“…

— Женька! Ты мой самый лучший на свете муж!

— Я таким родился.”

Только теперь начинала я прозревать, как в последние годыбыла счастлива. Мы даже ругались красиво.

“…

— Ты решила меня простить! Какая ты молодец! Это надо же, непрошло и года, а я уже опять в фаворе у своей королевы!

— Зря ерничаешь. Не о каком мире не может быть и речи. Вкрайнем случае временное перемирие. Мне нужна твоя помощь.

— Понял. Мы будем через тридцать минут.

— Кто это “мы”?

— Мы с букетом!”

Ах, только теперь можно по-настоящему оценить как я быласчастлива, имея такого умного, любящего, заботливого и великодушного мужа.

“— Ты уже проснулся? — удивилась я.

— Не могу спать, когда нет тебя рядом, — пожаловался он.

— А как же ты спишь, когда спишь не у меня? — ехиднопоинтересовалась я.

— Совсем не сплю, — серьезно ответил он и добавил: — Надо сэтим делом завязывать и сходиться для нормальной жизни.

— Это — тема для обсуждения, но перенесем его на другойдень. Сегодня я не в форме. Такое о ваших художествах узнала, до сих пор шерстьдыбом стоит.

Евгений вздохнул и сказал:

— А моя шерсть уже давно не стоит, потому что от дыбавылезла, так с тобой нелегко.

Я рассмеялась.

— Так зачем же хочешь ко мне переезжать, если я такаяплохая?

— Затем, что Маруся еще хуже, — философски ответил Евгений.— Вы, женщины, или Соньки, или Маруси, или Тамары, или Елены.

Мне не хотелось выглядеть умной, но пришлось.

— Ты не прав, — сказала я. — Женский мир значительнообширней и разнообразней. Есть еще Тоськи, Людмилы, Розы, а так же Алисы,Венеры, Ольги, Ирины и бесконечное множество имен и характеров.

— Да, есть, — согласился Евгений, перекладывая яичницу натарелку и подвигая ее ко мне, — но, видимо, мне больше подходят Соньки. Ужтакой я непутевый парень. Кофе будешь?

— Я пила водку. Самогонку, — зачем-то сказала я.

Наверное от смущения. Со мной бывает такое.

— С нюхом у меня полный порядок, — ответил Евгений. — Аругаться уже надоело. То я не прав, то ты не права, а жить-то когда?”

Боже, как он был мудр! Только на нем и держались нашиотношения…

Счастлива! Конечно же я была счастлива! Он любил меня каксвою дочь, как ребенка, иначе чем еще можно было объяснить его терпение.

Терпение? Нет! Эт-то уже не терпение! Это нечеловеческаявыдержка! Стыдно вспомнить, какие коленца выкидывала я…

А мой характер?

А привычки?

Я же совершенно не пригодная для семейной жизни особа:жадная, занудная, сварливая, чванливая эгоистка с непомерными амбициями,усиленными болезненным самолюбием.