До самого приезда Реми Ксюша просидела в глубокой задумчивости. Эти странные речи Александры не просто беспокоили ее – они врывались в ее добрый и разумно устроенный мир опасной, темной силой, приоткрывающей завесу другого мира – взрослых и опытных людей, которые любят произносить, тяжко вздыхая: «Это жизнь…»

Ксюша никак не могла понять – что это за «жизнь», из-за которой вокруг столько печальных вздохов. Ее жизнь и жизнь ее родителей была проста и ей понятна: в ее основе было интеллигентное, доброе отношение друг к другу и к окружающим людям. Ее родители никогда и никому не завидовали, никогда ни о ком не отзывались плохо, прощая людям все маленькие и средненькие слабости, стараясь понимать и принимать человеческие недостатки – во всяком случае, в тех пределах, в которых эти недостатки не превращались в откровенную непорядочность и жестокость.

Да, порядочность была основой отношений в их семье, и – Александра была права – Ксюше казалось, что все семьи воспитывают своих детей по тому же принципу, что все прекрасно ориентируются в понятиях «хорошо» и «плохо» и стараются, как и она, поступать всегда хорошо. Конечно, она, будучи человеком достаточно тонким и умным – настолько, насколько можно быть тем и другим при отсутствии опыта и присутствии абсолютной неиспорченности, – не могла не видеть и не чувствовать, что люди вокруг нее живут иначе… Но объясняла это слабостью, трудными обстоятельствами, отсутствием поддержки и бог знает чем еще – и прощала людям их слабости, как приучили ее родители…

Но ведь и Саша всегда была такой! Несмотря на свой острый язык, она была к людям терпима и умела прощать… Более того, она была всегда примером для Ксюши! И вдруг ни с того ни с сего сестра стала вести эти странные разговоры, от которых веяло озлобленностью на весь мир!

Следовательно, в ее жизни возникли обстоятельства, которые заставили ее посмотреть иначе на жизнь и людей. И Ксюше совершенно необходимо понять, что это за обстоятельства!

Понять, чтобы помочь сестре восстановить в душе гармонию и любовь к миру.

На поиски зеленопальтовой соседки Кис призвал Ваню. Вручив ему небольшой кожаный кошелек, купленный в лавке по дороге, он приставил Ваню, одетого по настоянию Киса в костюм-галстук, к дверям подъезда, у которых Ваня простоял с озадаченным видом до тех пор, пока на горизонте не появился первый обитатель подъезда. Смущенный и интеллигентный молодой человек, коего являл собой весь Ванин облик, принялся объяснять, что ищет он полную пожилую женщину в зеленом пальто – да, да, с большой такой сумкой! – которая обронила вот этот кошелек… А он, интеллигентный молодой человек, помчался вдогонку, желая вернуть находку, но женщина скрылась в подъезде, и дверь захлопнулась перед его носом!

Их уловка удалась, и уже через минуту Кис входил в дверь подъезда, придерживаемую Ваней изнутри. Квартира 208, в которой проживала зеленопальтовая тетя, как и предположил Реми, находилась напротив квартиры Тимура. В двери, разумеется, был «глазок»…

Отправив Реми и Ваню подышать свежим воздухом – нельзя было пугать женщину нашествием троих мужчин! – Кис позвонил в дверь.

Женщина все равно испугалась и долго и недоверчиво изучала через цепочку удостоверение Киса, сверяя фотографию с лицом оригинала. Наконец Кису было дозволено войти.

Он решил остаться в прихожей и не делать резких жестов – он кожей чувствовал, как боится хозяйка. Привалившись к дверной притолоке, он задал ей несколько вопросов и быстро выяснил, что чернявый парень назвался частным детективом, удостоверение ей не показывал, но поскольку на улице она не испытывает повышенной подозрительности, то никаких бумаг и не спрашивала… Частный детектив интересовался посетителями квартиры 206. Она охотно рассказала: ходили редко, да в основном мужчины, а вот женщины… Она, пожалуй, не припомнит. Одну разве что недавно видела – такая юная девица в берете… Пылесос вытряхивала. Она еще удивилась: поселилась тут, что ли? Или домработница у соседа завелась? Не похожа девушка на домработницу – в пальтишке таком элегантном, белом… Нет, раньше не видела. Ну, имени она, конечно, не знает. И других по имени не знает, конечно. Что же это за вопросы такие, разве она подсматривает и подслушивает? Вовсе нет! Просто собиралась в магазин, была в прихожей, заслышала шум на лестнице – ну и заглянула в «глазок»…

С этим скудным урожаем Кис ее и покинул.

– Может, и впрямь частный детектив? – с надеждой спросил Реми.

– Может. Только нам с тобой от этого не легче. Он приходил до того, как квартиру опечатали… Из чего следует, что кто-то искал либо самого Тимура, не зная, куда он пропал, либо – его убийцу, зная раньше милиции, что Тимур мертв…

Ваня был приставлен к подъезду до шести вечера – почти безнадежная затея подстеречь чернявого, если тот вдруг появится. В семь Ваня должен был отрабатывать барщину с Сергеем Петровичем – то бишь с Серегой, который был вовсе не Петрович, но зловредный Кис дал ему отчество географическое – от Петровки.

Следующим этапом в бурной детективной деятельности был обед. Завернув в первое попавшееся пищезаведение, детективы заказали себе пивка, раков, рыбки разной и неплохо посидели, обсуждая насущное.

В кафе они и расстались – Реми умчался на свидание с Ксюшей, а Кис потопал в агентство Тимура.

Отреставрированный особняк на Садовом кольце; устеленные светло-серым ворсистым ковролином коридоры, мягкий, утопленный в стены свет, темно-вишневые кожаные кресла в приемной; на жемчужно-серых обоях превосходные репродукции Пикассо и Дали; секретарша словно сошла с афиши 50-х годов: тугой узел русых волос на затылке, воротничок кремовой шелковой рубашки повязан маленьким черным галстучком, строгий серый костюм сидит отлично на стройной фигуре, не обнажая, однако, ничего лишнего – и ничего лишнего не скрывая… При появлении Киса любезная улыбка моментально приклеилась к ее накрашенным красным губам. Выслушав Алексея, она элегантно кивнула русой головкой и попросила его подождать. Превосходные ноги в прозрачных чулках и черных туфлях-лодочках показались из-за стола и прочно приковали к себе внимание Киса на те секунды, в которые их обладательница прошагала три метра, отделяющие ее от двери начальственного кабинета, обитой, в тон к креслам, темно-вишневой кожей.

«Богатый тут народ водится, – рассудил Кис, – и не без вкуса…»

Полный мужчина лет сорока принял Киса незамедлительно. Он представился Анатолием Николаевичем, временно исполняющим обязанности директора. Врио усадил Киса в кресло, сам деликатно уселся напротив, в другое кресло для посетителей, а не за начальнический стол – воплощение такта и любезности, – и изобразил на своем лице бескрайнее внимание.

Анатолий Николаевич был лысоват, коротко стрижен, меж полных щек на круглом гладком лице застрял острый нос, голубо-серые глаза смотрели мягко и хитро, постоянно ускользая от прямого взгляда. Ощущение благодушия и довольства жизнью, исходившее от него, нахлынуло на Киса, как теплый душ, и он расслабился, раскинувшись с комфортом в удобном кресле (темно-вишневом, разумеется), и положил ногу на ногу.