Ультиматум, смягченный признанием в любви и красочным описанием прекрасной картины их будущей совместной жизни.

Выдвигать условия Клавдия позволяла только одному человеку в своей жизни, и то по одному-единственному пункту, и более никому и никогда. И Марк, надо признать, не без злорадства узнал, что Александра в их жизни больше нет, и от души помахал тому мысленно рукой вслед.

После Александра долгое время никаких серьезных, длительных отношений у Клавдии не завязывалось, пока полтора года назад не появился этот Володя, с которым Марку довелось встретиться пару раз.

На первой встрече, надо отдать должное, Марк себя держал в узде, старался не нагнетать обстановку и не расстраивать Клавдию. А вот при повторной встрече не удержался, и его вдруг понесло.

Клавдия отвела Марка в сторонку и очень строгим голосом напомнила ему тот неоспоримый факт, что она не позволяет себе вмешиваться в его личную жизнь, давать оценку и критиковать его женщин и указывать ему, как и с кем следует жить, и не позволяет и не разрешает ему вмешиваться в ее личные отношения и давить авторитетом на ее мужчин.

– Да какие женщины, – отмахивался Марк, недовольно кривясь, понимая, что и на самом деле перегнул палку.

– Те, с которыми ты жил и спал, – сделала ударение на последнем слове Клава, – многие из которых особым интеллектом и жизненными достижениями не отличались, но я же не обсуждала с тобой их достоинства и недостатки, как и твою личную жизнь в целом.

– Какое это имеет значение, – не сдавался Марк, откровенно вредничая.

– Марк, перестань. Все, – произнесла Клавдия своим особым тоном.

Марк за годы общения с ней уже досконально изучил этот ее тон в лучшем виде: если она на него переходила значит все, он точно ее сильно чем-то достал и сделал что-то очень неправильно, и дальше педалировать, настаивать и развивать тему не рекомендовалось – получишь совершенно обратный эффект. Пару раз он попробовал «передавить» ее позицию, настаивая на своем, хоть и понимал, что неправ. Она разворачивалась, уходила от него и улетала в Москву.

Молча. Не предупредив и ничего не сказав. Ни слова, ни намека, ни записки какой в гостинице – выселилась и адью! А они, между прочим, в этот момент находились весьма далеко от дома. А потом могла не общаться с ним недели две, пока Марк сам не звонил и, буркнув: «Ну ладно, может и так», сразу же переключался на другой разговор.

Прямо вот так признать и произнести: «Прости, ты была права, а я нет», он не мог. Уж извините.

Да и здесь не стал. Ну пусть будет Володя, скрипнув зубами, согласился Марк.

Разумеется, Клавдия во многом права: женщин за эти годы в жизни Марка перебывало большое количество. Но, что характерно, он первым никогда не проявлял инициативу, не подходил знакомиться и уж тем более никогда не… как это говорят не кадрил, вот. Не кадрил, не «снимал», не высматривал в толпе, выискивая, какая понравится, не пытался идти напролом и так далее.

Сконцентрированный только на работе, Марк всегда был занят исключительно своим делом, всегда и везде, в любое время суток только математикой, а женщины, руководствуясь какими-то известными только им критериями, высматривали его сами и сами же первыми проявляли инициативу. А он либо соглашался продолжить предложенное знакомство, либо нет, если женщина ему не нравилась.

Как-то дед объяснил Марку феномен популярности у женского пола:

– Интеллект – это самое сексуальное, что есть у мужчины. А у тебя к тому же, в дополнение к этому свойству, имеется в обойме еще и мужская стать. – И хохотнул, добавил: – Весь набор в букете.

Вот этот «букет» и выбирали женщины, еще и соревновались за него, что всегда сильно удивляло Светлова, да с чего бы, не такой уж он и подарок.

Но ни с одной из женщин отношения не длились долго и заканчивались приблизительно одинаково, собственно по той причине, что он не придавал серьезности и этим отношениям.

Лет шесть назад Марк стал жить отдельно от родных, в своей собственной квартире, полученной при самом активном участии Виктора Павловича, который доказывал жизненную необходимость своей жилплощади для ученого такого уровня, которым являлся Марк Светлов. Собственно Огородничий и был инициатором этого дела.

И вот на тебе: получилось.

Марк был невероятно признателен и благодарен своему учителю и наставнику, а тот только отмахивался:

– Это хитрый расчет, и ничего более. Понятно, что «дух настоящего мыслителя не может убить никакая бытийность», процитировал он кого-то, но насаждать бред про «голодный талант» недопустимо, более того, вредно и провокационно, он формирует у людей обычных слишком легкое, несерьезное отношение к интеллектуальной элите государства, мол, и голодные поработают, все равно что-то там придумают гениальное. Не поработают и не придумают, если в животе урчит, а на рабочем столе жена пеленки гладит рядом с его компьютером. Ученый должен иметь очень хорошие условия для работы: жилье, налаженный быт и высокий заработок. Так что стараюсь для себя и ради интересов науки: чем лучше будут у тебя условия жизни, тем эффективней ты сможешь работать и творить. Еще бы женился на достойной девушке, и душа моя была бы за тебя совсем спокойна.

А вот по этому пункту Марк не мог порадовать любимого наставника. При наличии собственной квартиры, да еще стараниями Клавдии и ее подруги-дизайнера превращенной в удобное, эргономичное, современное жилье с учетом всех особенностей характера, привычек, потребностей и пожеланий хозяина, завести роман с женщиной стало намного проще, но женщинам стало намного сложней, чем раньше, управляться с этим мужиком на его территории.

Все отношения с дамами протекали у Марка практически по одной и той же схеме. Как правило, на следующий же день после первой проведенной совместно ночи женщина переезжала к нему и как-то очень быстро и почти незаметно обустраивалась в его жизни, и квартира Марка заполнялась ее вещами.

И, освоившись, все они резко начинали чего-то от него хотеть: какого-то особого отношения, каких-то правильных слов и дел, совершенно недоступных пониманию и логике Марка.

Он дурел, когда женщины пытались его втянуть в общение на уровне: «Скажи, что думаешь, но только то, что я хочу услышать в данный момент».

Он не знает, что ты хочешь услышать.

Он вообще не понимает систему знаков в виде надутых губ, красноречивого молчания с немым укором и вопрос, высказанный недовольно-назидательным тоном:

– А ты не догадываешься?

Нет, етить коромыть, не догадываюсь! А что, должен?

Что я должен понять по твоему многозначительно искривленному мимикой лицу? У тебя зуб болит? Или живот? Или все пропало, что могло пропасть? Нет? Я должен догадаться, что вот та сумочка, на которую ты пялилась полчаса, пока я сводил в уме интересное дифференциальное уравнение, тебе понравилась, и я обязан был это понять по каким-то там признакам и метнуться ее покупать?