сказал сосед (Тим даже про себя никогда не называл его Трупом, смешное прозвище, всем оно нравится, но, когда ты адрэле, со словами лучше быть осторожным, чтобы никого ненароком не зашибить).

– Какое у тебя все зеленое! – тараторил сосед, явно довольный возможностью наконец-то поговорить по-немецки. – Я уже и забыл. Прости, что вломился среди ночи без приглашения. Но дверь была нараспашку. Я глазам не поверил. Тебя же с осени дома не было. И вдруг объявился. Ура!

– Я проветривал, – объяснил Тим. – Открыл все окна и двери. Хотел к тебе постучаться, но подумал, лучше завтра, вдруг ты уже спишь. А ты сам пришел. Это мне повезло! Я страшно соскучился. Как там наша «Крепость»? Стоит?

– Еще как стоит. Я как раз оттуда. Ушел последним, вместе с Даной. Так хорошо мы с ней говорили, что я почему-то почти все понимал. Проводил ее до самого дома, так замерз, что назад натурально бежал. И смотри, что нашел по дороге!

– На что смотреть? Что ты нашел?

– Картину. Крутую. В сугробе. Чудом заметил, так ее замело. Не понимаю, как такая картина оказалась на улице. Может, художник ее потерял по пьянке? Или тот, кто купил? Неважно, теперь моя, не отдам. Стоит в подъезде. Пошли, покажу.

Вышли в подъезд. Тим уставился на картину. На холсте разноцветные прозрачные тени, кажется, что движутся и дрожат. Тим вообще-то до сих пор не интересовался картинами, даже в знаменитом Эль-Ютоканском музее ни разу не побывал. Говорил зазывавшим его туда друзьям: «Всего на свете увидеть и полюбить не успеешь. А даже если успеешь, то не прямо сейчас». Но, чтобы оценить находку соседа, не надо было разбираться в искусстве. Достаточно уметь отличать чудеса от всего остального. А чудом эта картина была бы и в Лейне. И в Эль-Ютокане она бы, наверное, тоже чудом была.

– Ну ни хрена себе! – наконец сказал Тим. Почему-то по-русски. Видимо, от избытка сложных и сильных чувств.

Но сосед его, естественно, понял. С подобных выражений для него когда-то и началось изучение языка.

– Да не то слово, – согласился он. – Не могу представить, как такая картина оказалась на улице. Прямо в сугробе! Под дверью кафе, которое с прошлой весны не работает. Коллекционера, что ли, ограбили? Или частную галерею? Или аж целый музей? А потом выбросили, потому что увидели на углу полицейских? Или спрятали, чтобы позже забрать? Надо будет почитать новости. Вдруг этот шедевр уже с собаками ищут? Но я все равно не собираюсь его отдавать.

– Я бы тоже не отдал, – кивнул Тим. – Обойдутся. Сами дураки, раз до сих пор не нашли.

– Пошли ко мне, – предложил сосед. – Обмоем мою находку. И у меня же в кои-то веки забит холодильник! Есть чем тебя накормить.

– Накормить – это тема! – обрадовался Тим. – У меня дома как раз шаром покати. Никак не привыкну, что по ночам больше ничего не работает. Это только к хорошему легко привыкать.

– Да ну гадство вообще, – скривился сосед. – Все поломали, придурки. А ведь нормально же было. Не идеальный, но вполне пригодный для жизни мир.

* * *

– У меня от этих пустых улиц, респираторов, повсеместных бутылей с санитайзером, патрулей на выездах из городов такое странное ощущение, что началась война, – говорил сосед, вскрывая упаковки с нарезками и раскладывая по тарелкам форель, салями и сыр. – Просто нового типа. Война правительств всех стран с населением. Тихая, без стрельбы. Но все равно на уничтожение. Возможно, не тела, а только души. И если так, то живых почти не осталось. Причем здесь-то еще как раз ничего. У литовцев всюду леса, плюс опыт сопротивления, так что ходят в гости к деревенской родне партизанскими тропами, и почти в каждом баре для своих есть какой-нибудь тайный подвал. А из дома такие новости, что проще решить – я с ума сошел, читаю не то, что написано, слышу не то, что мне говорят. И я даже, знаешь, согласен, чтобы так было. Но не с моим счастьем. С ума здесь явно сошел не я.

Тиму оставалось только сочувственно кивать, жуя бутерброды. Про карантин в ТХ-19 он, если честно, почти забыл. Легко забыть о проблемах, которые тебя не касаются! Дома в Лейне лето и целых два моря – настоящее и работы. Юратины книги по разным издательствам, переводы, макеты, обложки, реклама, аннотации и все остальное, включая регулярные терапевтические попойки с Нан Широ, директором Ак-а-шњява, которая, с одной стороны, в восторге от новых книг из ТХ-19, а с другой – почему-то боится, что читателям они не зайдут. Короче, все это время Тим (Та Ола) был счастлив, занят по горло и в конце почти каждого дня натурально падал без сил. Когда собрался проведать вильнюсскую квартиру, был уверен, что здесь давным-давно все закончилось. А оно у них, получается, только-только по-настоящему началось.

– Зато картина, – неожиданно заключил сосед. – В сугробе, господи! Шел и нашел. И все остальное, что со мной сейчас происходит. Такая прекрасная жизнь! У меня лично. А вокруг – тихий ужас. Не понимаю, как такое вообще может быть… Ой, я забыл про вино! А ведь позвал тебя выпить. Прости.

– Просто мы оба очень голодные, – с набитым ртом объяснил ему Тим.

– Есть такое дело. Но ты посмотри, какое вино! Купил в интернет-магазине. Рейтинг в Vivino заоблачный. Четыре и восемь, так не бывает вообще. Он там, как ни странно, вполне объективный. Дана меня научила, что если рейтинг четверка и выше, значит, вино – капец.

«Капец» он сказал по-русски и сам рассмеялся, страшно довольный, что правильно это словечко употребил. Разлил вино по бокалам, Тим пригубил – действительно неплохое. А для ТХ-19 вообще о-го-го.

– Такое счастье! – заключил сосед. – Вот это все. Вино, картина и белый поезд…

– Какой белый поезд? – удивился Тим.

– Видение. Иногда на вокзале появляется призрачный поезд. Честно! Белый как снег. Я думал, это галлюцинация, потому что на фотографиях не получается, но Наира его тоже видела, значит, он объективно есть. Я уже, знаешь, даже не удивляюсь, как будто так и должно быть. В жизни вдруг стало столько чудес! И, кстати, о чудесах – я продал все оставшиеся фотографии. Восемнадцать штук! Уже после выставки. Какому-то Юратиному приятелю. С виду студент, но богатый. Юрате мне по секрету сказала, чтобы я с него деньги брать не стеснялся, он чуть ли не миллионер. Очень странный чувак. Но отличный. Такой, как мы все. Я тогда подарил ему свою шапку, он в мороз раздетым приперся; интересно, откуда и как? Самолеты-то не летают…

На этом месте сосед запнулся, смущенно зыркнул на Тима с выражением «тебя, между прочим, тоже касается,