Можно себе представить, что важнейшей частью пира была не еда, а напитки. Спокойные семейные вечеринки не заканчивались оргиями, но пышные пиршества, возможно сходные с современными коктейль-парти и устраиваемые, как и коктейли, с целью произвести впечатление на друзей и на время забыть о приличиях, порой изобиловали безобразными сценами и завершались весьма буйными увеселениями. Одно изображение такого пира показывает гостью в крайне плачевном состоянии; другие гости, похоже, помогают ей держаться прямо. Конечно, по одному изображению нельзя сделать вывод, что на больших пирах все мертвецки напивались, но несомненно, что возбуждающий эффект пива и вина древним египтянам был знаком очень хорошо.

Пир обычно сопровождался представлениями. На празднествах выступали певцы и музыканты. Основным инструментом оркестра была арфа; на барельефах изображено несколько различных типов арф – от маленьких до больших, устанавливаемых на полу, выше самого музыканта. Такт отбивали ударные инструменты: небольшие барабаны и тамбурины. Танцующие тоже отбивали такт – хлопаньем в ладоши и щелканьем пальцами. С началом Восемнадцатой династии появились и такие инструменты, как лира, гобой и лютня, вероятнее всего заимствованные в Азии.

К сожалению, мы не можем узнать, как звучали египетские мелодии. Но до нас все же дошло несколько песен. Вот как звучит в прозаическом переводе одна из песен арфиста.

Весело проведи день; смажь свои ноздри, умасти их душистым маслом; возложи цветы лотоса на тело твоей возлюбленной. Пусть музыка и пение звучит перед твоим лицом. Оставь позади все зло и думай о радости, пока не наступит день, когда ты достигнешь гавани в той земле, что любит тишину. Проведи день весело и не уставай; никто не унесет с собой свое добро; ничто уходящее не вернется к тебе.

Не слишком веселая песня, но, как говорится, все зависит от точки зрения. Однако эту и подобные ей песни обнаруживали на стенах гробниц, где изображенный на ней певец обращался к своему усопшему хозяину. Быть может, на настоящих пирах таких песен не пели. Впрочем, нет оснований полагать, что египтяне воспринимали их как печальные. Совет вполне житейский: ешь, пей, веселись, поскольку с собой на тот свет ничего не возьмешь.

Главной фигурой в оркестре был сгорбленный, почтенного возраста арфист, часто слепой. Остальными музыкантами были девушки, и, если они и в самом деле были столь молоды и прелестны, как на картинах, их внешний вид наверняка доставлял пирующим дополнительное удовольствие. Их одежды, как и одежды танцоров, выглядят чисто условно; порой на музыкантшах надеты лишь нитка бус или гирлянда.

Танцы, судя по всему, служили либо религиозным целям, либо развлекали зрителей; я не знаю ни одного изображения юношей и девушек, танцующих лишь ради веселья. Худенькие, маленькие девушки-танцовщицы были профессионалками; некоторые из них умели выполнять акробатические трюки. Музыку, вероятно, тоже исполняли профессионалы. Однако один барельеф изображает играющую на арфе супругу везира, так что, возможно, удовольствие получали не только от слушания музыки, но и от ее исполнения.

Таким вот образом состоятельные люди развлекали своих друзей. Средние классы, наверное, стремились подражать знати, хотя и с меньшим размахом; к услугам людей, которые предпочитали распитие спиртного в одиночестве, всегда находилась пивная на углу. В египетских городах было много подобных учреждений, не исключено, что были у египтян и свои, всем известные городские пьяницы. Умеренное употребление спиртного было допустимо и даже поощрялось, но пьянство на людях считалось неприличным. Одна из надписей предостерегает от опасностей пивных заведений: «Бойся пристраститься к спиртному, – говорит Ани, – потому что неподобающие речи могут выйти из твоего рта; ты даже не узнаешь, чего наговорил. Ты упадешь и сломаешь конечности. Никто не возьмет тебя за руку; твои товарищи по выпивке будут стоять в стороне и говорить: «Посмотрите на этого пьяницу. Если кто-нибудь придет повидать тебя, попросить у тебя совета, он найдет тебя лежащим на полу, словно маленький ребенок».

Борцы

Другим популярным зрелищем была борьба. Наши иллюстрации показывают только несколько из десятков приемов борьбы, нарисованных на гробнице Среднего царства. Похоже, рисунки сделаны мастером борьбы; знающие люди говорили мне, что некоторые приемы похожи на современные. К слову, на рисунках не обязательно изображен поединок нубийца и египтянина. Разный цвет кожи художник выбрал для того, чтобы зритель не запутался в переплетении рук и ног.

Если уж заговорили о развлечениях, стоит упомянуть и о сказителях. Такой резкий переход от борьбы к литературе выглядит странным, но это впечатление неверно. Если читатель заглянет в перечень содержания книги, он заметит, что главы «Египетская литература» не существует. Я решила взглянуть на вопрос глазами египтян, в тех главах, к которым литературные произведения относились, – любовные песни там, где говорится о любви и браке, гимны и молитвы – там, где речь идет о религии, изречения мудрецов – при тех сюжетах, к которым они относятся. Тому, кто занимается сравнительным литературоведением, удобнее свести все эти сочинения воедино, но это современный подход к проблеме, а не древний. Завершив чтение этой книги, читатель получит представление о главных направлениях египетской литературы. Не узнает он только, какими были в Египте драма и эпическая поэзия, да и то лишь потому, что этих двух видов литературы в Египте просто не существовало. Нечто несколько напоминающее драму можно обнаружить только в связи с религиозными празднествами. Судя по сохранившимся фрагментам папирусов, разыгрывались такие мифы, как смерть и воскресение Осириса и сражение Гора и Сета. Но пока у нас нет других документов, о драме говорить мы не можем. Эпической поэзии у египтян, похоже, никогда не было. Восхваление доблести царя происходит скорее в гимнах, чем в эпосе, а единственный персонаж, который мог бы претендовать на роль эпического героя, – Осирис – большую часть повествования о нем является мертвым.

Египетская проза представляет несколько типов повествования. Одни истории более сложны, более «литературны»; они предназначены для аудитории, которая способна оценить каламбуры, четкую последовательность логики, тонкость литературного стиля. Другие же призваны увлечь читателя не столько стилем, сколько сюжетом. Некоторые рассказы – настоящие мелодрамы, столь кровавые и невероятные, что напоминают плохие современные триллеры.

Вопрос о юморе в египетских рассказах сложен; разным людям смешными кажутся разные вещи. Но то, что у египтян чувство юмора было, можно сказать наверняка – оно наглядно проявляет себя на картинах и барельефах. Некоторые рисунки позднего времени на папирусах и черепках от посуды носят явно сатирический характер – на них изображены животные, усердно выполняющие человеческие обязанности. Кошки-служанки прислуживают сидящей за туалетным столиком даме-мыши; кошка-няня баюкает мышонка; стоящий на колеснице царь мышей берет штурмом обороняемую котами крепость; лев играет с газелью в настольную игру. Одна – к сожалению, очень маленькая – скульптурная группа из Телль-эль-Амарны изображает едущих в экипаже обезьян; правящая колесницей обезьяна, если пристально вглядеться, имеет поразительное сходство с фараоном Эхнатоном, которого часто изображали на колеснице. Другие фигуры просто смешные, без намека на сатиру – к примеру, невероятно тучная женщина рядом с крошечным осликом.