— Вы знаете ее новый адрес?

— Нет, только Гюго Мальпера: Домон, замок дю Буа-Жоли.

Бернадетта повысила голос.

— Мой брат вечно приезжал оттуда весь в собачьей шерсти, потому что этот Мальпер коллекционирует собак, как сам Донатьен — миниатюрные модели железных дорог. Брат собрал их целую сотню, точные копии. Это настоящее сокровище, я храню их в банковском сейфе, уверена, они стоят целое состояние! Эти модели поставляли ему — кстати, они тоже состояли в ассоциации «Подранки» — супруги Дюкудуар… нет, Дюкудре, я их как-то видела мельком, женщина болтала о всяких пустяках, пока брат расплачивался с мужчиной. Наверняка, они тоже жулики, как и остальные.

— А чем они занимаются?

— Торгуют игрушками… Ох, как же мне одиноко… Не желаете ли со мной поужинать, дорогой месье? Я приготовила телячью голову под соусом…

Виктору едва удалось вырваться от Бернадетты Перошон. Уже проехав весь бульвар Монпарнас, он пожалел, что не попросил у нее разрешения посмотреть бумаги Донатьена Ванделя, — в них, возможно, были какие-то сведения о его друзьях. Приходилось довольствоваться тем, что рассказала его чудаковатая сестра.

Размышляя обо всем этом, Виктор не замечал ничего вокруг. И вдруг — сильный удар, лязг железа, резкая боль в правой руке, зажатой между рычагом тормоза и рулем. Очнувшись, Виктор понял, что врезался в медицинский трамвай. Санитар предложил ему помощь, но он отказался, предварительно удостоверившись, что все пальцы целы, и обвязал опухшую руку платком. У велосипеда пострадало переднее колесо, в голове у Виктора звенело. Ему пришлось возвращаться на улицу Фонтен пешком, толкая перед собой многострадальный велосипед и кляня себя за рассеянность. Сейчас Виктору было не до того, чтобы встречаться с Жозефом. Он решил пригласить помощника в кафе «Потерянное время» завтра утром. Они выпьют кофе перед открытием книжной лавки и обменяются добытыми сведениями.

Сейчас Виктору хотелось только одного — чтобы Таша была дома.

Сидя по-турецки под «Клятвой Горациев», Эрик Перошон массировал себе пальцы ног. Что только ни сделаешь, чтобы раздобыть нужные сведения, не вызывая подозрений! Сегодня, к примеру, он был вынужден целый день танцевать лансье,[62]мазурку и шотландский танец в паре с неприятной тощей особой, которая до одури набрызгалась духами с запахом пачули. Это было тяжкое испытание!

Последний лучик света упал на украденную у матери тарелку с золотой каемкой. Он захохотал. Если бы она только видела его в компании этой… как ее имя… ах да, Зоя, невестка мадам Сорбье, аккомпаниаторши, которая стучала по клавишам, не жалея сил!.. Эрик не жалел для Зои улыбок и комплиментов относительно того, как грациозно она показывает ему фигуры танцев. Кружась с ним по устланному ковром паркету, она поведала историю своей жизни: пансионат в Версале, свадьба со старшим сыном Сорбье, несбывшиеся мечты, не оправдавшиеся надежды… Увы, в 1888 году ее свекор умер, оставив их в полной нищете, и Жану пришлось продолжить дело отца, которого называли Полька Пикет.

Когда пришло время оплачивать эти четыре незабываемых часа, Эрик выразил мадам Сорбье свое почтение и королевским жестом протянул две купюры по сто франков, заявив, что его отец задолжал покойному Эрнесту, и теперь он возвращает долг с процентами. Вдова остолбенела, молча глядя на него, а потом вскричала срывающимся голосом:

— Да что же такое происходит?! Вы — уже третий, кому ни с того ни с сего понадобился мой бедный Эрнест! Почему вдруг все стали им интересоваться? Сначала это приглашение в пассаж д’Анфер. Я туда поехала, но никакого месье Грандена там не нашла! Вчера меня посетил племянник месье Легри, теперь вы! Право слово, все будто помешались! Кто ваш отец?

Эрик молча, с достоинством поклонился и поспешил удалиться. Он узнал то, что хотел. Во-первых, Эрнест Сорбье отправился в мир иной, во-вторых, какой-то племянник Эмиля Легри тоже интересуется этим делом. Эрик чувствовал, что запахло жареным, и решил, что осторожность ему не повредит. Никто не должен знать о том, что месье Гранден живет в этой квартире.

Убедившись, что на лестнице никого нет, Эрик снял табличку с двери, выходившей на лестничную площадку. Затем прошел на кухню, налил в тазик воду из чайника, сел на табурет и, закатав брюки выше колен, с наслаждением опустил натруженные ноги в теплую воду. Переехать на улицу Верней? Нет, только не сегодня, он слишком устал. Он перекусит в молочной лавке мамаши Табар, а потом вернется сюда на ночлег. А завтра переберется к Коре — поживет там, пока все не уляжется. Эрик уговаривал себя, что все предусмотрел и поводов для беспокойства нет — ведь аренду квартиры в пассаже д’Анфер он оформил на вымышленное имя.

Пятница, 22 ноября

Было восемь часов утра. Небо затянуло, моросил дождя. Симеон Дельма открыл ставни книжной лавки, взял швабру, протер влажной тряпкой полы, а затем расставил стулья вокруг круглого стола у камина. Это была идея месье Мори — он стремился создать в лавке уютную атмосферу библиотеки. На верхней ступени винтовой лестницы показался заспанный Жозеф.

— Доброе утро, месье Пиньо, хорошо спали? — поприветствовал его Симеон Дельма.

— Я бы так не сказал. Скажите, ну, почему мы рождаемся беззубыми? Этой ночью я вставал к малышке Дафнэ три раза. А вот вы, месье Дельма, судя по всему, бодры и полны сил.

— Я всегда так боюсь опоздать, что приезжаю раньше времени. О, кто-то идет!

Снаружи у витрины стоял гостиничный лакей и подавал какие-то знаки. Симеон открыл ему дверь.

— У меня пакет для месье Мори. Надо, чтобы он расписался.

— Давайте мне, — сказал Жозеф.

— Разве вы — месье Мори? Мне сказали, он японец.

— Я его зять.

— Сожалею, месье. Мне велено отдать пакет адресату лично в руки.

— Симеон, будьте добры, позовите патрона, я не в силах, — простонал Жозеф, облокотившись на стойку.

Кэндзи зашнуровывал ботинки, когда в дверь его квартиры постучал Симеон Дельма. Он рассыпался в извинениях по поводу своего вторжения и попросил хозяина спуститься.

Расписавшись в получении и дав посыльному на чай, Кэндзи уселся за письменный стол, под любопытным взглядом зятя вскрыл пакет и, залившись краской, поспешно спустился в подвал.

— Да что это с ним такое?! — вскричал Жозеф. — У меня назначена встреча, мне надо уходить.

Кэндзи пересек хранилище, где возвышались горы книг, и прошел в бывшую лабораторию Виктора, где Жозеф теперь держал личные бумаги и энциклопедии. Укрывшись в этой маленькой комнатке, Кэндзи при свете газовой лампы рассмотрел содержимое пакета: там оказался надушенный конверт и фотоальбом, где Фифи Ба-Рен, под сценическим псевдонимом Фьяметта, представала во всей красе. Возбуждение охватило Кэндзи при виде этой роскошной женщины в легком неглиже. Он вспомнил про Джину и устыдился: нет, он должен хранить верность любимой. Кэндзи отложил альбом и поднял взгляд на старые пожелтевшие фотографии на стене: мадам Пиньо тянет руки к пухлому младенцу… А вот и сам Кэндзи, беседует с букинистом с набережной Малакэ… На другом снимке была изображена незнакомка в ратиновом пальто, пересекавшая Реннскую улицу…