Марсель Дюшомье покачал головой и ухмыльнулся.

— Не знаю. Может, этот осел наконец подцепил какую-нибудь девицу! Он был закоренелым холостяком, и к тому же урод каких мало, но на вкус и цвет товарищей нет, разве не так?

— А ему часто писали?

Жозеф так прилежно конспектировал его слова, что, прежде чем ответить, уборщик подсказал:

— Я разрешаю вам упомянуть мое имя, меня зовут Марсель Дюшомье. Нет, это было впервые. Деода был настоящий отшельник. Только один раз уезжал на три дня куда-то за город встречаться с друзьями, дело было в августе.

— А куда именно, не знаете?

— Он не говорил, а я не спрашивал. Кто его знает, а вдруг он связался с какими-нибудь франкмасонами… Я не хочу иметь к этому никакого отношения.

— Я хотел бы побывать дома у месье Брикбека, не могли бы вы сообщить его адрес?

— Улица Данфер-Рошро, 83. Вот была бы потеха, если он охмурил какую-нибудь девицу!

— Постыдитесь! — хмуро заметил Жозеф. — Как вам известно, он никого больше не охмурит.

Консьержка дома на улице Данфер-Рошро меланхолично жевала табак.

— Меня в мои годы ничем уже не удивишь. Бывает, что и людей высокого помета, которые в особняках живут, прирежет какой-нибудь мерзавец, сумевший пробраться к ним под покрывалом ночи Чего ж удивляться, если скромного служащего укокошили в фиакре? Хотя, конечно, жалко его, слов нет.

Жозеф записывал, исправляя ошибки: высокого полета, под покровом ночи.

— Вы считаете, что его убили, или это был несчастный случай?

— Коли не убили, зачем тогда полицейские облазили тут все четыре этажа? Когда я своим ключом открыла его комнату, там все было перевернуто вверх дном! Это точно ограбление, и вот что странно: у него ведь не было ни гроша, мебель дешевая, а одежда вся поношенная, как из лавки старьевщика, одним словом, нищета полнейшая.

— К нему приходил кто-нибудь?

— Нет, месье Брикбек был идеальный постоялец, ни собаки не держал, ни женщины у него не было, чистая душа. Никому не доставлял беспокойства.

— Получал ли он письма в последнее время?

— Только одно. Я, когда передавала ему, заметила, что там не было обратного адреса.

Поднявшись на четвертый этаж, Жозеф легко отыскал дверь Деода — она была опечатана. Он раздумывал, к кому первому из соседей обратиться с расспросами, когда одна из дверей открылась, и на пороге появилась седая женщина с блекло-голубыми глазами.

— Вы из полиции?

— Нет, я журналист. Собираю информацию о месье Брикбеке.

За спиной первой возникла вторая дама, ее точная копия. Они в полголоса посовещались и пригласили Жозефа войти.

В крошечной гостиной со стенами, обитыми розовой тканью, почти все пространство занимала арфа. У оттоманки стоял пюпитр с партитурой, между буфетом и шкафом втиснулись три стула, а стены сплошь покрывали множество семейных фотографий вперемежку с акварельными рисунками, изображающими сельские красоты. В примыкающей к гостиной комнатке виднелась кровать с покрывалом в цветочек.

Хозяйки, которые представились Жозефу как сестры Женепи, Прюданс и Клеманс, указали ему на оттоманку.

— Любите ли вы музыку, месье… — задала вопрос Клеманс.

— Пиньо, Жозеф Пиньо. О да, очень.

— А кто ваш любимый композитор? — продолжила перекрестный допрос Прюданс.

Жозеф заметил над буфетом портрет.

— Э-э… Моцарт.

— А Шуберта вы не жалуете? — с сожалением заметила Клеманс.

— Месье Брикбек тоже любил музыку? — Жозеф попытался повернуть разговор в нужное русло.

— Да мы с ним…

— …Особенно не общались.

— Он неохотно…

— …Сходился с людьми. Только здравствуйте…

— …И до свидания.

Если они так и будут изъясняться, я тронусь умом, подумал Жозеф, который уже устал вертеть головой, переводя взгляд с одной сестры на другую.

— Кроме того памятного вечера…

— …Когда он поехал куда-то после работы…

— …Мы даже подумали, что его срочно вызвали…

— …К постели больного родственника…

— …Но знали, что у него никого нет.

Жозеф решил, что будет вести беседу только с одной из сестер, и выразительно посмотрел на Прюданс. Но у него ничего не вышло.

— Он ведь всегда рано ложился спать.

— Мы подумали, что он под хмельком.

— …Когда мы услышали шум в его квартире, у меня началось сердцебиение…

— …А я начала задыхаться. Наша служанка Анаис уже ушла, она бы нам приготовила…

— …Целебный настой из трав. Мы были уверены, что это месье Деода, что он выпил и поэтому натыкается на мебель.

— Но это был вовсе не он, а грабители.

— Так сказали полицейские, они обыскивали его квартиру, а потом…

— …Задали нам кучу вопросов.

— Беднягу убили! Ах, куда катится этот мир, какие ужасные времена настают, если честных граждан сначала…

— …Убивают, а потом грабят!

— Напишите про это, а что касается нас…

— …Мы собираемся попросить…

— …Поменять нам замки и сделать…

— …Дополнительные засовы!

Когда Жозеф, пошатываясь, покинул, наконец, сестер Женепи, в голове у него шумело. Полученную информацию он решил проанализировать позднее.

«Будь я бандитом, мог бы десять раз прикончить этих простофиль, которые впускают в дом кого попало. Виктор прав, каждое новое расследование дает материал для романа».

Жозеф прошел по улице Данфер-Рошро до монастырского приюта. К нему бросился газетчик, размахивая свежим номером:

— Специальный выпуск! Два убийства в фиакре! Удушье было заранее спланировано!

Эта новость подтверждала версию Виктора.

«Черт побери, два покойника, а может и три, если считать Донатьена Ванделя! Да, в этом деле пока что все покрыто мраком!» — подумал Жозеф, листая «Пасс-парту».

Уткнувшись носом в газету, он дошел до авеню Обсерватории, которое десять лет назад расширили, чтобы провести Арпажонскую ветку железной дороги. Прежде чем перейти улицу, Жозеф предусмотрительно закрыл «Пасс-парту»: трамвай, запряженный лошадьми, ехал прямо на него.

Виктор трясся в седле велосипеда по неровной мостовой квартала Плезанс. Тут стояли приземистые дома с огородами, похожие на деревенские. На улице Дидо телега молочника, которую тянула старая кобыла в яблоках, преградила ему дорогу. Он добрался до заведения Тиссран, представился книготорговцем, другом месье Вине, и ему посоветовали обратиться к Сиприену Бретешу.