ёлочки. Там что-то мерцало. Букет. Он лежал на старой хвое и светился, правда, не так ярко.

– Брось его! – крикнула Инга, понимая, что старшая сейчас она.

Настя повиновалась. Лес переливался и искрился. Огонь капал с веток, испарялся, сочился в почву, и там, в глубине земли, собирался в ручейки, и стекал к своему первоисточнику, как малые реки впадают в большое море.

– Нужно, чтобы пламя не попало на тело или одежду, – пришло в голову Инге.

Подчиняясь собственной интуиции, Инга повела подругу вглубь леса, туда, где не капали с веток огненные брызги. Поляна заметно облегчала задачу, освещая путь. Вот и тропинка. Вернее просто примятая трава. Пламя не проникло сюда, путь был свободен. Непонятно почему, но обратная дорога не показалась трудной. Они прошли её, держась за руки, как две лучшие подруги. Теперь Настя вела себя как пай-девочка, дрожала от страха, а может, и от холода, и молчала всю дорогу, не говоря ни слова. Деревня спала. Лишь сонно лаяли собаки, да шумел ветер в кронах лип. Закрапал дождь. Не огненный – обычный. Инга проводила подругу и зашла в дом.

– Ура! – Инга, не раздеваясь, плюхнулась на диван, укрылась пледом и заснула.

Глава 6

Стук в дверь прервал сон. Инга вскочила. Несколько секунд потребовалось ей для того, чтобы прийти в себя. Стук повторился и девушка пошла открывать.

– Здравствуй, Инга! – на пороге стоял дядя Веня.

Светло-зелёный картуз скрывал коротко постриженные седые волосы, чёрное загорелое лицо замерло в немом вопросе, карие глаза пристально смотрели на девушку.

– Проходите, дядя Веня. Я чай поставлю, – Инга засуетилась на кухне.

– Как бабушка? Зашёл вот узнать. А то позавчера увезли, а что там и как – никто не знает.

– У неё инфаркт. Но, врачи говорят, поправится.

– М-да, инфаркт – это серьёзно. Опасная штука. А ты, справляешься?

– Ой, чего тут справляться? Только куры да огород. А вы как поживаете?

– У меня как всегда – всё путём. Я вот чего зашёл…

Было видно, как гость заволновался:

– Ты вчера где была?

– На танцы ходила в Поспелово? А что?

– Да, вот, чувствую свой долг, покамест Тимофеевны нет дома, за тобой присмотреть. Ведь мы тут все, как родные.

– Да не переживайте, дядя Веня! Всё нормально. Никаких пьянок с парнями не было. Точно.

– Зарево я над лесом видел, да и пришла ты поздновато. Клуб ведь в одиннадцать закрывается.

«Это что, допрос?! Выходит, дядя Веня, как заправский сыщик, следил за ней. Ничего себе!»

– А я погуляла немножко, – ответила Инга вслух, – С Настей, она недавно приехала…. Имею право!

– А к люпинам её не водила?

Вот оно что.

– Она сама туда пошла. Мне и не догнать её было никак! – внезапно Инга разревелась.

– Ну, хватит, хватит, – дядя Веня утешающе похлопал девушку по плечу, – Значит, были там. А ведь бабушка тебя просила…

– Да помню я, помню! Настька на кладбище забежала, говорит, слабо мне туда пойти? Я за ней. Я честно не знала, что она к люпинам побежит! – слёзы текли по щекам, размазывая вчерашнюю тушь.

– Молодец, что подругу не бросила! – дядя Веня неожиданно похвалил девушку.

– Да какая она мне….

Вскипел чайник. Инга заварила чай. Достала чашки, пряники. Налила дымящийся напиток.

– Может она тебе и не подруга, но всё равно ты поступила правильно. Было бы хуже, если бы она осталась там одна. Постой, бабушка ничего тебе не рассказывала?

– Не успела. В этот же день её и увезли.

– Тогда слушай. Но это секрет. Никому, даже родителям! Ясно? – и дядя Веня начал свой рассказ.

Давно, ещё до революции, жил в Огурцово знахарь. Его избушка стояла на окраине деревни. Своё дело он знал на отлично: людей с того света вытаскивал. Слава о нём аж до самой столицы прокатилась. Говорят, даже царские министры к нему наведывались. Доктора отказываются – а он лечит. И идёт к нему народ. А церкви это, ой, как не нравилось. По их мнению: раз знахарь, значит, дьяволу служит. А разве может христианин вместо церкви к колдуну идти?! Да только времена уже не те были. Сжигать без суда и следствия нельзя. Всё больше поп местный воду мутил. То жандармов с обыском пришлёт, то мужиков на расправу подговаривает. Но ничего у него не выходило. А злость точит, душит. Нашёл тогда он в Петербурге бывших каторжников, которые про колдуна слыхом не слыхивали, подпоил, да ещё денег дал. Повесили лихие люди знахаря на осине, а тело закопали посреди той самой поляны. Только перед смертью колдун проклял их, и пообещал, что не только они и поп этот, но и все люди этих деревень будут ему, колдуну, служить как псы верные. Посмеялись каторжники и разъехались. Только года не прошло – все померли. А батюшка в колодец свалился. На поляне же той люпины расти стали. В те времена таких цветов и не видывали. Всю поляну заполонили, лес отступать стал. Покумекали люди, пригласили другого знахаря. Ой, долго искать пришлось, ведуны повывелись все. Но нашли всё ж таки. Обошёл он поляну и говорит: «Место это плохое. Обиделся знахарь. А обидные слова силу необыкновенную приобрели. Сделать ничего нельзя». Окропил он зельем вокруг поляны, сказал, что не выйдут люпины за этот круг. С тех пор и не ходят туда люди, только тропинка осталась, говорят, кабаны её протоптали. Только следов кабаньих там нет.

– Дядя Веня, а почему люпины светятся?

– Не люпины это, Инга, а души людей. Держит их колдун на той поляне, свободы им не даёт.

– И что, совсем ничего нельзя сделать?

– Пробовали, и не раз. Особенно Поликарпыч. Читал много, знал больше профессора. Даже нашёл, как силу колдуна извести. Но вот, одна загвоздка только была у него – на поляну никак попасть он не смог. Не пускал его знахарь, чувствовал свою погибель. Теперь Поликарпыч сам цветком стал.

– А, что, все похороненные на кладбище туда попадают? – у Инги округлились глаза.

– Да, все.

– А если кладбище перенести?

– Пробовали. Только кто в это поверит? Кто даст разрешение на перенос кладбища? А хоронить за кладбищем нельзя – закон не разрешает. Вот и стараются где-нибудь подальше отсюда место забить. Или молятся до одури. Только не поможет это. Дед Кузьма, вон, на Север отсюда уехал, за тысячи километров, к детям, там и помер. А на поляне новый куст вырос. С его портретом.

– Обалдеть! – Инга не могла прийти в себя от свалившихся на неё новостей.

– Инга, а Настя ничего не рвала на поляне? – спросил дядя Веня.

– Да, успела букет нарвать, но я велела его бросить.

– Плохо. Надеюсь, она не принесла ничего домой. Ты выясни, но осторожно. Если что не так – меня найди обязательно. Спасибо за чай. Тимофеевне привет, пусть выздоравливает, – дядя Веня надел картуз и хлопнул дверью.

Куры уже ждали положенный корм. Насытившись, они побежали на лужайку, где принялись усердно щипать траву. Инга посмотрела на дисплей телефона. Мама. Звонок без ответа в 01.00. Набрала номер.

– Где ты была? – тут же раздался в трубке встревоженный голос мамы, – Телефон не отвечал. Я чуть с ума не сошла!

– Что случилось? Как бабушка?

– Бабушке хуже стало. В половине первого ночи. Сердце остановилось. Хорошо, врачи вовремя спохватились. А ещё ты не отвечаешь, – в трубке послышались рыдания.

– Мамочка… Она жива?

– Жива, всё нормально. Кризис был.

– А у меня телефон без звука был. Спала крепко, наверное, – Инга отметила про себя, что скоро привыкнет врать.

– Как дела в деревне? Всё ли в порядке? Может чего-нибудь привезти?

– Мама, ты не беспокойся, я справлюсь. Ты лучше за бабушкой следи.

– Слежу я, а что толку. Всё не от меня зависит. И так днюю и ночую в больнице.

– Бедная. А папа тебя меняет?

– Меняет, только у него тоже работа. Мне отпуск дали, а если ещё ему отгулы брать – совсем без денег останемся. Отпуск-то без содержания. Ладно, пока! – мама отключилась.

Инга стояла потрясённая и расстроенная услышанным. Выходит, пока она гонялась