Седрик не прерывал размышлений своего гостя. Но самым неожиданным образом их прервал Ксавье, который задремал было, опустив голову на стол, но затем очнулся и внимательно слушал беседу рыцарей.

– А у нас в деревне, – произнес вдруг мальчик, – однажды ночевали бродячие менестрели. И один из них спел нам балладу о королеве Элеоноре...

– Ну, их много поют, таких баллад! – отозвался сир Сеймур.

– Нет, нет, это была совсем особенная баллада! – голос Ксавье дрогнул, в нем послышались слезы. – Она рассказывала не о королеве Англии, а о принцессе Наваррской и о ее первой любви. Это была такая печальная история! Но менестрель уверял, что так оно и было на самом деле...

Эдгар посмотрел на своего оруженосца с удивлением:

– Странно. Разве первой любовью прекрасной Элеоноры был не король Франции, отец нашего нынешнего государя? Ведь принцесса Наваррская вышла за него, когда ей было, говорят, лет пятнадцать?

– Да! – воскликнул Ксавье. – Но ее выдали замуж против воли. А она любила другого человека, одного рыцаря. В балладе его зовут Ричард, и, говорят, так и звали в жизни.

– Мог бы поспорить с кем угодно, малыш, что ты запомнил эту балладу! – проговорил Седрик, все с большим вниманием слушавший оруженосца.

Мальчик покраснел. Он вообще почему-то все время краснел под взглядом старого рыцаря.

– Менестреля несколько раз просили повторить ту песнь... И он повторял. Да, я запомнил. Я тогда уже жил в замке, а в деревню ходил, чтобы проведать мать и братьев с сестрами. Я даже опоздал вернуться в замок! Но балладу потом много раз повторял про себя и действительно заучил. Может, что-то потом спуталось в голове, но основное осталось.

Старый рыцарь усмехнулся своей необычной усмешкой, каждый раз будто скрывающей какую-то тайную мысль. Неожиданно он обвел глазами свою комнату, скользнув взглядом по ее стенам, по развешенному тут и там оружию.

– Да! – проговорил он задумчиво. – Чего у меня здесь не хватает, так это лютни или банджо. Я бы сейчас с удовольствием послушал красивую сказочку. Все знают, что менестрели врут, и все им верят, когда те разливаются соловьями и выжимают слезу не только из чувствительных дам или деревенских дурней, но порой и из закаленных воинов...

– Думаю, сир Седрик, что то была все же правдивая история, – осмелился возразить Ксавье, опуская, правда, глаза под взглядом хозяина. – Потом я рассказал ее барону Раймунду, и тот сказал, что слышал об этом немало. А что до лютни, то ни на ней, ни на чем ином, кроме пастушьего рожка или дудочки, я играть не умею.

– Ладно, ладно! – рыцарь перегнулся через стол и положил на плечо мальчика свою тяжелую руку. – Ну а спеть без музыки ты разве не можешь? Сдается мне, голос у тебя должен быть неплохой.

– А правда, Ксавье, спой нам балладу! – попросил Эдгар. – Я их вообще почти не слыхал. К нам в Лион иногда захаживают трубадуры, и на ярмарке они поют, да мне все было недосуг дослушать хотя бы одну песнь до конца.

Оруженосец смутился, однако тут же улыбнулся и тряхнул своими каштановыми кудрями.

– Не смею ослушаться, мессиры! Только вот голос у меня писклявый и слабый. Но слух, говорят, хороший. И... я постараюсь.

Он встал, отойдя к одной из ковровых стен, встал на фоне старинного, украшенного неведомым гербом щита и запел. У него действительно был высокий, еще почти детский голос, однако в этом голосе была такая чистая, безыскусная красота, что он против воли волновал, трогал и смущал. И уж тем более прекрасны, хотя и просты были слова песни, в которую мальчик вложил, к тому же, весь пыл наивного детского восторга.

В Аквитании много зеленых лугов,

И широких долин, и шумящих лесов,

Много быстрых потоков и светлых озер.

Много дев величавых, чарующих взор.

Но одна лишь затмила сияющий свет,

Нету к ней равнодушных, и равных ей нет.

Элеонора! Элеонора!

Элеонора!

Было юной принцессе пятнадцать годов,

Много сваталось к ней дорогих женихов,

Венценосных, могучих и гордых собой.

Все мечтали назвать ее милой женой.

Но принцесса охотилась в дивных лесах,

Не мечтала о знатных тогда женихах

Элеонора! Элеонора!

Элеонора!

И однажды под сенью зеленых ветвей

Юный рыцарь навстречу вдруг выехал к ней.

С чистым взором пылающий встретился взор,

И раскинуло небо над ними шатер.

Так решилась красавицы дивной судьба.

Рыцарь Ричард! Тебе подарила себя

Элеонора! Элеонора!

Элеонора!

А уж князь обещание дал жениху,

И грядущая свадьба у всех на слуху.

Сам французский король – Леонорин жених.

Дева, счастлива будь! Позабудь о других!

Но не рада красавица этим вестям,

Подставляет платок неутешным слезам

Элеонора! Элеонора!

Элеонора!

В тихой роще в ночи повстречались они.

«Не ревнуй меня, Ричард, и прочь не гони!

Не по воле своей я просватана. Но

Лишь твоею я буду теперь все равно!»

И ответствовал рыцарь, свой гнев затая:

«Если мил я тебе, ты навеки моя,

Элеонора! Элеонора!

Элеонора!»

Обменялись перстнями, губами слились,

Обещали друг другу любовь на всю жизнь,

И на утро другое назначили час,

Чтоб в часовне одной обвенчаться тотчас.

Эту ночь не спала, ожидая рассвет,

И тайком ото всех вот уж скачет чуть свет

Элеонора! Элеонора!

Элеонора...

До часовни они не доехали, нет!

Алой кровью зари обагрился рассвет,

Девять стрел прилетели из темных кустов.

Юный рыцарь упал. И погибла любовь...

Рыцарь Ричард предательской скошен рукой,

Не успев стать невестой, осталась вдовой

Элеонора! Элеонора!

Элеонора!

С нелюбимым ее повели под венец,

Разлучили с возлюбленным брат и отец!

Из засады стреляли, сраженья страшась,

Опьяненные злобою княжич и князь.

Но влюбленный в объятьях ее умирал,

Холодея, ее целовал и шептал:

«Элеонора! Элеонора!

Элеонора!»