Обеденный зал в поместье Бьюкасла выглядел поистине необычно: тут было темно и мрачно. Сегодня Вероника обратила внимание на то, как сильно отличался этот дом от её собственного, на Белгрейв-сквер, хотя раньше этого не замечала. Изабель любила всякие изящные, декоративные безделушки – легкомысленно украшенные шторы, эмалированные часы и фарфоровые фигурки. Поместье Бьюкасла же было более старым и неприветливым. Несмотря на весь блеск и полировку, здесь словно обитал дух прошлого. На стенах, обитых деревянными панелями, висели мрачные картины, написанные маслом, а потолок украшала странная лепнина. На длинном столе, залитом слабым светом высоких белых свечей в тяжёлых канделябрах, украшенных плющом, поблёскивали серебряные приборы, стояли блюда с виноградом и персиками. Позади стола в тени выстроилась толпа лакеев, готовых подавать блюда и разливать вино. Дворецкий лорда Бьюкасла то выныривал из темноты и давал им какие-то указания тихим, почти неслышным голосом, то вновь растворялся во мраке. Так странно было думать, что вскоре этот дом станет и домом Вероники. Она с трудом себе представляла, как здесь вообще можно чувствовать уют.

По обе стороны от неё сидели гости: джентльмены переговаривались приглушёнными, серьёзными голосами; дамы сплетничали, прикрывшись веерами. Веронике показалось, что она заметила плюмаж из страусиных перьев графини Алконборо; узнала она и некоторых других гостей – политиков, финансистов, аристократов. А кто этот стройный, элегантный юноша справа от неё? Уж не Себастьян ли Амбермер, молодой герцог Рохемптонский? А кто сидит слева в пышном наряде из тюля с розочками? Неужто леди Гамильтон, чей портрет Вероника видела в Королевской академии художеств всего несколько дней назад? В этом не было никаких сомнений. На этот приём позвали лучших из лучших. Лорд Бьюкасл регулярно устраивал званые ужины и приглашал на них самых выдающихся представителей beau monde[16] – и теперь и она, Вероника, сидит среди них, по правую руку от лорда, стараясь делать вид, что в этом кругу она своя.

Сам же лорд Бьюкасл был в центре событий. Он тепло разговаривал с гостями, то и дело отдавал дворецкому приказ принести ещё вина. Наблюдая за ним, Вероника снова и снова проигрывала в памяти неожиданный визит, который нанесли ей мисс Тейлор, мисс Роуз и их друзья. Возможно, именно из-за него Веронике теперь так тревожно. Она вновь думала о том, что они говорили о лорде Бьюкасле – всю эту чушь о преступлениях, шпионах, бандах – и решила, что сама мысль о подобных вещах оскорбительна. Уж она-то знает: когда в обществе стало известно о гибели Эмили, именно лорд Бьюкасл первым нанёс визит миссис Монтегью и высказал свои соболезнования. Вероника следила за ним из-под полуопущенных ресниц. Все выказывали ему почтение. Лорд Бьюкасл делился историями о совместной охоте с Его Королевским Величеством, рассказывал, как обедал с премьер-министром, дружелюбно переговорил с её папой и очаровал Изабель. С самой Вероникой он вёл себя по-доброму и крайне заботливо, подливал ей вина, спрашивал, нравятся ли ей блюда. «Какой же он благородный», – подумала Вероника. Никак нельзя заподозрить, что он ведёт двойную жизнь. А уж тем более – что на самом деле он бандит из Ист-Энда.

И всё же нельзя сказать, что она хорошо его знает. Эта мысль пришла Веронике в голову внезапно и очень неожиданно. Она не была близко знакома ни с кем из гостей, но вдруг поняла, что о лорде Бьюкасле, своём будущем муже, знает, пожалуй, и того меньше.

Лакеи начали подавать hors d'oeuvres[17], и в это время в комнату поспешно вбежал юноша – высокий, смуглый, с растрёпанными чёрными волосами. Одет он был весьма элегантно, а вот пальцы измазаны чернилами.

– Поздновато вы, Генри, – произнёс Бьюкасл с ноткой осуждения в голосе.

– Я… приношу свои извинения… я был очень занят… и потерял счёт времени…

Бьюкасл оглядел стол. Единственное свободное место было напротив Вероники. Он охотно представил ей вошедшего:

– Мисс Уайтли, позвольте вас познакомить с Генри Сноу. Он мой protégé[18] – выдающийся молодой учёный, гость моего поместья.

Генри Сноу коротко ей кивнул. Не успел он устроиться, как вновь подскочил, перегнулся через стол и тихо сообщил лорду:

– У меня великолепные новости и мне не терпится с вами поделиться. Образцы из Саут-Ридж поистине уникальны, куда лучше тех, что из Бетани.

Вероника застыла. Саут-Ридж и Бетани – это названия двух папиных шахт. С какой стати этот незнакомый человек о них говорит?

– Структура минерала такова, что… – продолжил было он.

– Мой дорогой друг, сейчас это не к месту, – поспешно перебил его Бьюкасл. Голос у него был беззаботный, но Веронике казалось: он внимательно за ней наблюдает. Она постаралась придать лицу невинное выражение, сделать вид, что наслаждается вкусными блюдами, но при этом продолжила прислушиваться.

Генри Сноу проследил за взглядом Бьюкасла. Повисла пауза. Краем глаза Вероника заметила, что юноша пожимает плечами, будто хочет сказать: «Да она всё равно ничего не слышит, а если и услышит, то не поймёт».

– Нам нужно как можно скорее получить туда доступ. Мне требуются новые материалы. Иначе я не смогу работать.

– Я же вам сказал, тут не возникнет никаких сложностей, – быстро произнёс Бьюкасл незнакомым, чужим тоном, но потом к нему вновь вернулось привычное дружелюбие, и он продолжил: – Мы всё обсудим после ужина.

Вероника не могла отвести от него любопытного взгляда. Он тут же это заметил, и она поспешно улыбнулась, на ходу придумывая оправдание.

– Я любовалась вашей булавкой, сэр, – произнесла она, но вышло чуть напряжённее, чем обычно. – Это какой-то символ, да?

Бьюкасл опустил взгляд на маленького золотого дракона на лацкане пиджака.

– Вы об этом, моя дорогая? – спросил он предельно снисходительным и добродушным тоном. – Это эмблема моего клуба, он называется «Дом Виверны». Это старый английский клуб для джентльменов. Вивернами в старину называли драконов. – Тут он взглянул через стол на мистера Уайтли и добавил заметно громче: – Сказать по правде, мы подумываем принять несколько новых членов, и я хотел узнать, не будет ли ваш отец против, если я предложу его кандидатуру.

– Мой дорогой Бьюкасл! «Дом Виверны»! Какая честь, какая огромная честь! – пролепетал отец Вероники.

– Что ж, замечательно, – с довольным видом сказал Бьюкасл. – Тогда решено. В Михайлов день[19] я выдвину этот вопрос на обсуждение.

Гости пришли в восторг от такого великодушия. Изабель, сидящая чуть поодаль, засияла от радости. О «Доме Виверны» слышала даже Вероника. Этот клуб славился тем, что в нём состояли лишь избранные, самые лучшие представители аристократии. Человеку вроде её отца, даже разбогатевшему, пробиться туда было крайне сложно.