грязные методы, это унизительно.

— Я не совсем об этом, — выдерживаю длительную паузу, чтобы чётко сформулировать вопрос. От долгого сидения на корточках затекают ноги, поэтому я перемещаюсь на кровать и лишь после этого решаюсь продолжить. — Я хочу знать, было ли это… больше, чем просто хороший секс?

Аддамс снова молчит.

Протягиваю к ней руку и осторожно провожу кончиками пальцами вдоль позвоночника.

Холод её кожи обжигает даже сквозь шифоновую ткань платья.

— Скажи правду. Любую. Мне это важно, — почти умоляюще произношу я, слегка наклоняясь вперёд, чтобы заглянуть в красивое бесстрастное лицо. — Это не изменит моего решения, просто… Вдруг уже через сутки мы оба будем мертвы.

— Тогда у тебя будет стимул выжить, чтобы узнать ответ, — Уэнсдэй ядовито усмехается, но через секунду вновь становится предельно серьёзной. — Нам нужен план.

— Я должен сейчас вернуться к отцу, — умолкаю на минуту, напряжённо обдумывая, что именно сказать Винсенту, чтобы выиграть побольше спасительного времени. — Сделаем вид, что твой отец принял условия новой сделки. Вы поговорили, и он согласился, поняла? А к вечеру я вернусь сюда, и мы определимся с планом действий.

— До сих пор не верю, что согласилась на твою идиотскую авантюру, — Аддамс пренебрежительно кривит вишневые губы. — Но черт с тобой. В клетке погибают только овцы.

— А хищники умирают в бою, — быстро целую её в макушку. Слишком интимный жест, куда интимнее секса, но в текущем положении мне уже тотально наплевать. Решительно поднимаюсь на ноги и направляюсь к выходу, но у самых дверей на мгновение оборачиваюсь. — Эй, Аддамс… Всё получится. Обязательно получится. Ты же мне веришь?

— Как будто у меня есть выбор, — саркастически отзывается она и закатывает глаза.

К огромному облегчению, отец и его приспешники спокойно проглатывают наспех придуманную ложь. Странно, но меня абсолютно не терзают угрызения совести. Я собираюсь совершить самое настоящее предательство, сбежать с дочерью заклятого врага, которую практически не знаю — но не испытываю ничего, кроме парадоксального предвкушения. Словно узником крохотной комнатушки в подвале долгое время был я сам — а теперь готовлюсь полной грудью вдохнуть пьянящий аромат свободы.

Когда совет заканчивается, и все разбредаются по своим делам, я нарочно задерживаюсь в отцовском кабинете — спокойно вру Винсенту, что хочу навести порядок в бумагах.

Тот спешит на очередную сделку, обещающую принести очередной миллион, а потому не задаёт лишних вопросов.

Всё складывается как нельзя кстати.

Переговоры с потенциальными партнёрами обычно проходят в неформальной обстановке — отец всегда знает, как получше умаслить толстосумов в брендовых костюмчиках. Реки дорогого алкоголя, кокаиновые дорожки на покерных столах, лучшие шлюхи Вегаса — проверенный рецепт, позволяющий Винсенту ловко обстряпывать даже самые сомнительные дела. Если Фортуна будет благосклонна, он не вернётся домой до самого утра.

Оставшись за столом из красного дерева в окружении многочисленных талмудов, я старательно изображаю бурную деятельность.

На самом деле я даже не пытаюсь вчитываться в документы — мелко напечатанные числа с шестью нулями хаотично прыгают перед глазами, пока шестеренки в голове вращаются с бешеной скоростью. Выждав минут тридцать — за это время отец уже точно должен был покинуть особняк — я решительно отодвигаю массивный стул и быстро направляюсь к сейфу, спрятанному за портретом Муссолини. Сняв со стены изображение итальянского диктатора, я быстро ввожу шестизначный код, и толстая металлическая дверца бесшумно распахивается. Винсент не менял код с момента смерти моей матери, но я всё равно ощущаю невероятный душевный подъем — пока намеченный план движется по накатанной.

Если так пойдёт и дальше, у нас с Аддамс есть все шансы пережить сегодняшнюю ночь.

Маленький рюкзачок из чёрной кожи обнаруживается на нижней полке. Рыться в чужих вещах нехорошо, но я уже тайком забрался в семейный сейф, поэтому границы допустимого ощутимо стираются… Я почти не испытываю угрызений совести, когда самым наглым образом вторгаюсь в личное пространство Аддамс и расстёгиваю рюкзак.

Внутреннее я готов увидеть что угодно — огнестрельное или холодное оружие, смертельный яд, да хоть гранату — но мои ожидания не оправдываются.

В полупустом рюкзачке не обнаруживается ровным счётом ничего интересного. Маленький кошелёк с парочкой платиновых кредиток и одной стодолларовой купюрой, чёрная косметичка со стандартным набором девчачьей штукатурки, а во внутреннем кармашке — паспорт и водительское удостоверение.

Впрочем, большего и не надо.

На секунду задержав взгляд на заламинированной карточке с фотографией Уэнсдэй — две косички с идеально ровным пробором, надменно поджатые вишневые губы, тяжёлый взгляд угольных глаз — я снова тянусь к сейфу и извлекаю оттуда блестящий чёрный пистолет с глушителем. Редкий коллекционный экземпляр Кольта, подаренный отцу одним из бизнес-партнёров. Винсент почти никогда не притрагивается к оружию, предпочитая исполнять грязную работу чужими руками — ему пистолет без надобности.

А вот мне пригодится.

Буду считать это своим наследством.

Отцовским вкладом в мою будущую свободную — и надеюсь, счастливую — жизнь.

Немного поразмыслив, решаю прихватить с собой увесистую пачку наличных, стянутую тонкой тугой резинкой. На первое время хватит, а дальше что-нибудь придумаем.

Но основная ценность сейфа вовсе не в деньгах и коллекционном оружии — всю верхнюю полку занимают папки с чёрной бухгалтерией. Множество офшорных счетов в странах третьего мира, с десяток нелегальных фирм, оформленных на подставное лицо. Можно взять с собой всего несколько бумаг, обналичить счёт где-нибудь на Багамах и безбедно жить до самой старости, но… Я не хочу этого делать.

Не хочу марать новую страницу жизни грязными делами прошлого. Хочу раз и навсегда оборвать все связи с блядским Вегасом и гребаным кланом Торпов, который уже много лет не является для меня семьёй.

Поразмыслив ещё с минуту, я достаю документы Уэнсдэй, а рюкзак возвращаю на прежнее место — уверен, она не сильно огорчится из-за потерянной косметики, а мне незачем привлекать к себе лишнее внимание. Воспользоваться кредитками мы тоже не сможем — слишком легко отследить.

Быстро захлопнув сейф, я снова вешаю на стену портрет Муссолини и отхожу на пару шагов назад, окидывая тайник критическим взглядом.

Всё выглядит совершенно обычно.

Словно и вовсе ничего не было.

Идеальное преступление.

Приходится для вида ещё немного посидеть за бумагами — но ненавистная бюрократия адски утомляет. Я то и дело неосознанно тянусь к внутреннему карману пиджака, нащупывая прямоугольные контуры паспорта.

Лёгкий мандраж сводит желудок тянущим спазмом, но я практически не испытываю страха. Только предвкушение.

Спустя несколько часов всё закончится — так или иначе.

Мы будем свободны.

Или мертвы.

Выждав чуть больше часа, я аккуратно убираю документы в выдвижной ящик стола и покидаю кабинет. Медленно