На ее звонки Поярков не отвечал. Она сама перед собой делала вид, что ей это совершенно безразлично, но от этого день не клеился и, чем дальше, тем не клеился больше и больше…

Домой Катя приехала окончательно разбитая. Не переодеваясь, как была «в цивильном», вышла выгулять Боба и моментально поняла, что и здесь попала не в масть. Ветер задувал в низкий вырез пальто, и приходилось придерживать ворот двумя руками, тонкая кожа перчаток не грела рук, в легких ботинках мигом окоченели ноги, юбка собиралась на коленях в неудобные складки и ползла кверху.

Боб чувствовал ее настроение, бегал в стороне сам по себе и не приставал с играми, только косил на хозяйку печальные круглые глаза. Словно пожалев Катю, минут через пятнадцать он самостоятельно повернул и решительно потрусил к подъезду.

Доведенными до автоматизма движениями Катя вымыла Бобтеусу лапы, разогрела ужин, и в молчании оба поели. Катя свалила грязную посуду в машину и устало предложила:

– Пойдем, Бобка, полежим немножко.

Глаза слипались, переодеваться не было сил, знобило.

Катя прилегла на диван и натянула на себя толстый плед. Боб запрыгнул следом и улегся на привычное место, в ямку под коленями. От его горячего тельца наверх по телу пошло приятное, живое тепло и, поправив под головой подушку, Катя, засыпая, решила, что резкая смена климата не доводит все же до добра…

Снилось что-то приятное. Катя стояла на берегу океана, мелкие волны мягко бились о голые ноги, плескались вокруг лодыжек. Под ногами бугрились какие-то коричневые садовые шланги, в изобилии разложенные до самого горизонта.

Катя шагнула из воды, но, кроме как на шланги, ступить было некуда. Стоять на них оказалось неудобно, и Катя балансировала обеими руками, подставив тело теплому солнцу и остро пахнущему аптекой ветру. Под ногами хрустело. «Они же сейчас все потрескаются, и огород будет нечем поливать», – подумала во сне Катя и сама себя успокоила: никакие это не шланги, а выброшенные на берег, высушенные солнцем толстые стебли водорослей, издающие сильный запах йода и гнили. Мыс Доброй Надежды.

Катя обернулась, хрустя, и заметила, как издали к ней приближаются двое мужчин. Молодой и постарше. Они тоже брели босиком по стеблям, засучив до колен светлые брюки, балансируя на ходу руками. Лиц было не разобрать, только два силуэта на пустом, безлюдном берегу, но Катя узнала их сразу. Обоих. Он в юности и Он сейчас, даже еще старше. Катя удивилась, что так сразу узнала Его-старика, прежде никогда не видев.

Спешили они именно к ней. Они торопились, цеплялись ногами за стебли и должны были предупредить о чем-то жизненно важном. Они кричали что-то, но голоса заглушал свист ветра. Свист, переходящий в настойчивый, резкий звук…

Катя проснулась от звонка в дверь. Даже не от звонка, а от сердитого шевеления в ногах. Боб заерзал, вскинул голову, приготовился залаять, но посмотрел на хозяйку и опустил морду поверх согнутых Катиных ног, вопрошая: «Открываем или дальше спим?»

– Нас нет дома, – вяло ответила ему Катя.

Боб покладисто вернул голову на прежнее место. Но звонок раздался снова – резко и долго, настойчиво прогоняя сон.

Никого не хотелось видеть, ни с кем разговаривать. Хотелось лежать в тепле под пледом, ощущая нутром близкую явь – воспоминания о Мысе. Но Боб, лучший в мире охранник, такого наглого вторжения в его нору перенести не мог – со свирепым лаем бросился к входной двери. Как говорила несравненная Масяня: «Романтический момент упущен». О том, чтобы поспать больше, не было и речи. Что-то изнутри прочно удерживало Катерину на диване, кричало:

– Не ходи! Не вставай! Лежи камушком.

Катерина усилием воли отогнала неведомый голос. Вдруг что-то важное? Может, с Марьванной плохо.

Запутавшись в тапках, Катя в колготках прошлепала к двери, под которой неистово надрывался Боб, и, глубоко вздохнув, посмотрела в «глазок». На пороге стояла соседка Нина. Нина была не то, чтобы соседкой в общепринятом смысле слова, она жила двумя этажами ниже и с Катей обменивалась при встрече лишь легкими кивками головы, скупым «Привет!» Катя и имя ее узнала случайно, подозревая, что для Нины является безымянной «хозяйкой таксы с шестого этажа». Поэтому она удивилась Нининой просьбе одолжить полстакана соли. Нет, странный день и люди странные…

Катя насыпала соли в подставленный пластиковый стакан, но Нина не уходила. Топталась в прихожей, рассматривала старинный корабельный барометр на стене, любопытно заглядывала внутрь квартиры, пыталась вести глупую беседу о погоде. Боб беспокойно переминался с лапы на лапу, блестя агатами глаз, неодобрительно морщил лоб складкой и глухо рычал.

– Ну что ты, малыш, все в порядке. Какой ты негостеприимный!.. – увещевала друга Катя, но сама отвечала соседке односложно и потихоньку выпирала Нину телом к входной двери.

Позднее Катя часто вспоминала этот неурочный звонок, Нину со стаканом соли в руках, густо пахнущую потом и несвежим бельем, и думала о том, как странно и нелепо может выглядеть посланец ада. Ведь именно в эти минуты, с этим резким звонком разверзлись под ногами паркетины пола, весь дом вместе с фундаментом, все известные геологические слои, явив перед Катей недра преисподней с пышущими жаром сковородками и кипящими котлами, выплеснув к босым ногам сполох невыносимого огня, на глазах разгоравшегося во все пожирающий, безжалостный пожар беды… По крайней мере, так виделось это Кате.

Если бы знать… Если бы было дано предвидеть то, что случится через минуту, Катя вцепилась бы тогда в потный нестиранный халат, затащила бы Нину в комнату, усадила бы в самое мягкое кресло, говорила бы о погоде до скончания века, только бы не отпускать.

Но что-то знал, похоже, только Боб. Чувствовал, да не мог помочь.

Нина выдохлась, трудно вести диалог в одиночку. Да и Катя преуспела в своем деле – до двери Нине оставался один шаг. Соседка вздохнула, отвела глаза, наскоро бросила:

– Пока, – и распахнула дверь на лестницу.

В раскрытую дверь внутрь повалили чужаки. Один. Второй. Третий… Молодые, моложе ее, спортивного вида, они окуппировали прихожую, внося с собой запахи мокрой кожи курток, дешевого одеколона и мятной жвачки. Кислотно-щелочной баланс всегда в норме.

От ужаса стало темно перед глазами. Катя вжалась в стену, руками крепко обхватила себя за плечи. Хотелось позвать на помощь, но крик намертво застрял в горле. Лишь Боб со свирепостью кавказской овчарки бросился наперерез пришельцам в защите своего логова. Рычал и скалил острые зубы «крыской», короткая шерсть угрожающе вздыбилась на холке.

– Уберите собаку, – грозно велел один из мужчин, доставая пистолет. И вовсе не вороненая, просто серо-буро-грязная сталь оружия.

Катерина отлепилась от стены, метнулась коршуном и накрыла Боба руками, словно крыльями, прочно прижала к груди. Боб скалился, пытался извернуться и снова броситься в атаку. Ничего не понимающая Катя не уступала.