«Ты, Хантер, сильный мужик, десантник, вот и держи себя в руках! — прозвучало из динамиков. — Потому что… твоя Оксанка… она погибла».

Стакан в руке Хантера лопнул. Он разжал ладонь — посыпались осколки, из порезов показалась кровь. Афродита мгновенно схватила полотенце и замотала руку старшего лейтенанта. Майор продолжил:

«После того как мы проводили тебя и Кулика на Джелалабадском аэродроме, Оксана с капитаном Быстряковым решили не ждать утра, а добраться до ПКП армии вместе с небольшой колонной охранбата, сопровождавшей “Уралы” со свежевыпеченным хлебом. Охранбатовцы, не владея обстановкой, толком не зная местности и специфики провинции Нангархар, вышли в эфир и открытым текстом сообщили свой маршрут и время начала движения…»

Голос Тайфуна совсем сел, до того тяжко ему было сообщать скверную новость.

«В районе кишлака Захирхейль колонна попала в заранее спланированную и хорошо организованную засаду, все наши пали в неравном ночном бою… Погибшим офицерам “духи” отрезали головы, потому что Гульбеддин Хекматияр[25]по прозвищу Кровавый как раз решил устроить в своей пакистанской штаб-квартире что-то вроде кунсткамеры, собрав коллекцию из заспиртованных голов офицеров-шурави[26]…»

Хантер почувствовал, как вздрогнуло плечо Афродиты.

«Оксана, на свою беду, угодила в плен, ее отвезли в Захирхейль. Там ее изнасиловали около двадцати негодяев, а затем заперли в каком-то хлеву, чтобы утром продолжить издевательства. Как сообщили наши источники в ХАД[27], неустановленная ханумка под покровом ночи подкинула Оксане известный тебе американский револьвер…»

Стало слышно, как Тайфун пьет не то воду, не то водку, перед тем как продолжить невеселое повествование.

«Именно тот, что ты подарил ей тем памятным вечером. В барабане оставался один-единственный патрон. У Оксаны был выбор — или добровольно уйти из жизни, или… В общем, она выбрала другой путь. — Голос Тайфуна окреп. — Ночью к ней сунулся часовой, чтобы продолжить глумления. Она уложила этого урода выстрелом в упор, завладела автоматом и отстреливалась до последнего патрона, убив еще двоих и ранив троих насильников…»

Майор закашлялся.

«Тело ее запаяли в цинк и отправили на родину, на Черкащину… Затем появился указ о посмертном награждении Оксаны орденом Дружбы народов… Хантер! — уже гораздо тверже проговорил Тайфун. — Почему я решил сообщить тебе это именно сейчас, когда тебе и без того нелегко? Потому что знаю твой характер — настоящий “коктейль Молотова”! Перебесись в Союзе, мой тебе совет, и только после этого возвращайся сюда. Иначе будет беда: или сам погибнешь, или учинишь международный скандал и пойдешь под трибунал. Мне ли тебя не знать! Что бы ты ни делал — Оксану не вернешь. Поэтому просто держись, дружище, мы с тобой…

Когда прослушаешь все до конца, сотри эту запись, а кассету спали к едреной фене… Придет время возвращаться в Афган, в Ташкенте обязательно зайди в политуправу окружную, возьми у дежурного адрес полковника Худайбердыева и навести его, он очень просил… Все, конец связи, Шекор-туран!»

Голос майора Чабаненко умолк, повисла тишина. Слабо шипела, прокручиваясь, пустая пленка. За окном стемнело, накрапывал мелкий противный дождь. Сашка чувствовал себя так, словно внутри у него образовалась гулкая пустота, и в этой пустоте судорожно метались смутные чувства, которые не выразить никакими словами.

— Ты любил ее? — не поворачиваясь, спросила Афродита. В ее голосе звучали слезы.

— Не знаю, — честно признался Хантер. — Нам было хорошо вдвоем. Жизнь дала нам один-единственный шанс, и мы его использовали. Наверно, тогда мы были очень нужны друг другу…

— Скажи, — тихо пошмыгивая носом, снова спросила Афродита, — ты ведь женат?

— Да, Галочка. И дочка у меня есть, ей два с половиной года, звать Аней…

— Так что же ты… — горестно всхлипнула девушка. — Что же ты раньше мне об этом не сказал?! — Она стремительно вскочила и бросилась прочь.

— Но ведь ты и не спрашивала! — только и успел бросить вслед Хантер.

Дверь захлопнулась, Афродита исчезла. С трудом неся тяжелую, будто отлитую из свинца голову, старший лейтенант шагнул через порог к своим нетрезвым гостям.

— Докладываю голосом! — проговорил он, отшвырнув окровавленное вафельное полотенце. — Кассету дослушал, Афродите сообщил, что женат… Земля пухом милой и нежной Оксаночке! — Хантер выплеснул в первый попавшийся под руку стакан все, что оставалось в бутылке, и одним махом, не чувствуя вкуса спиртного, проглотил.

А затем, не дожидаясь, пока алкоголь отключит сознание, рухнул на кровать…

Ему снился не Афган, а живописная Полтавщина: белые хатки, излучины речки Псел, вода цвета разбавленного йода, вишневые сады…

Очнулся рано. На кровати напротив спал капитан Серебряков. С трудом утвердившись на костылях, старший лейтенант поволок непослушное затекшее тело в соседнюю комнату. Там на плюшевом диване заливисто храпел подполковник Седой, так и не добравшийся вчера до дома. На столе царил бардак, голова раскалывалась. Перед глазами неотвязно стояли события недавнего прошлого. Он начал было прибирать, но тут же напомнила о себе боль в располосованной стеклом руке.

Не хотелось верить, что все, о чем поведал вчера глуховатый голос Тайфуна, — правда. Оксаны больше нет…

Хантер слил остатки спиртного из бутылок в стакан, выплеснул в рот, запил водой из графина и снова лег. В голове зашумело, потолок палаты косо поплыл в сторону. Сквозь похмельную муть услышал, как в «генеральскую» вошла нянька со шваброй и ведром и принялась наводить порядок.

Часом позже проснулись подполковник и военюрист.

Седой как ни в чем не бывало умылся и отправился в свой кабинет — готовиться к обходу. Серебряков дождался завтрака, а потом, сославшись на какие-то таинственные дела в штабе округа, также улетучился, сообщив, что во второй половине дня у него самолет в Ташкент.