– Дать бы тебе по башке. Не смей говорить так, как будто уже все решено, – возмутилась я.

– Ну и ты не говори так, словно совершенно убеждена, что Гусь твой – белый и пушистый. Гусик.

– Дура ты, Горобец, – обозлилась я.

– Конечно, дура, раз с тобой дружу, – согласилась она. – Ты после работы в садик? Как всегда? Может, пойдем куда-нибудь, хоть в боулинг?

– Ни в какие места, где я должна что-то кидать и двигаться, я не пойду, – ответила я злобно. – И вообще, мне, может, нужно искать адвоката! – Я вышла за двери курилки.

– Тебе и адвокат не поможет, ты невезучая, – крикнула мне вдогонку Машка. – И уж слишком много улик! Так что поосторожнее! Береги себя!

Никого беречь я не собиралась, и в особенности себя. Беда накатила, как грязевой сель, и все мы уже стояли в грязи, но факт оставался фактом – кто-то из нашего отдела спер восемь миллионов и на нас свалил. Мог это быть Саша Гусев? Что сейчас гораздо важнее, мог ли это быть не он? Я не видела другого способа, как только спросить у него напрямую. Я пробежала бешеной табуреткой по двадцать шестому этажу, но Саши Гусева не нашла. Все птенцы IT-отдела сидели нахохлившись и смотрели в будущее со страхом и недоверием. Наша девочка Яна – та самая, которая выглядит как мальчик, который выглядит как девочка, по секрету сказала мне, что за Сашей пришли и попросили его покинуть здание и сдать все пропуска и ключи.

– Прямо так? – ахнула я, и Яночка закивала.

– Ох, это было так унизительно. Они ему даже не дали забрать свои вещи. Даже сумку с ракетами не отдали. Он возмущался, тогда пришла охрана. Джонни твой пришел. Сказали, что все вещи остаются для проведения расследования. Правда, что ли, что его даже могут посадить в тюрьму? Не могу поверить.

– Даже сумку с ракетками? – прошептала я, представив себе, как Джонни вламывается к нам в помещение, мирный пузатый Джонни, любитель кроссвордов, сплетен и шоу «Минута славы», и пытается выпроводить Сашу из здания. – И где она?

– Кто? – не поняла Яна.

– Сумка?

– Я не знаю. У Постникова, наверное. Или у Джонни. – Она пожала плечами. Я побежала к лифтам, пулей пролетела между зданиями, пересекла несколько коридоров и нашла сумку Саши в кабинете у Постникова. Он бросил ее в угол, я была уверена, что он и забрал-то ее, только чтобы еще больше унизить Сашку Гусева. Сумка с ракетками Постникову была совершенно не нужна и для их дурацкого «следствия» – бесполезна.

– Фаина, тебе чего? – удивленно посмотрел он на меня. – Решила мне в чем-то признаться? Чистосердечное раскаяние, имей в виду, облегчает…

– Твою задачу? – воскликнула я, решительно пересекая помещение. – Ты с какого лешего решил, что можешь забирать личные вещи? Ты что, из полиции? У тебя ордер есть? Ты что, желаешь, чтобы я на тебя заявление написала, реальное заявление в полицию? И не только о том, как ты позволяешь себе со мной разговаривать. А что ты украл сумку с дорогостоящими ракетками.

– Дорогостоящими? – Витя Постников склонил голову набок, подумал и улыбнулся холодно и ядовито: – Значит, они тоже могут быть приобретены за счет украденных средств и должны быть изъяты.

Он был явно и очевидно доволен найденным аргументом. Но меня он не убедил.

– Сразу видно, где тебя учили, Постников – чему-нибудь и, уж будьте уверены, как-нибудь, – брезгливо продолжила я. Меня трясло от бешенства, я балансировала на тонкой грани, отделяющей простую дурь от преступления. – Ты когда-нибудь слышал о такой штуке, как презумпция невиновности? Или ты тут у нас сам себе следователь, судья и палач? А заодно и служба судебных приставов? Может, это мои ракетки! Я ведь тоже с Гусевым тренируюсь. А еще я в этой сумке хранила кольцо моей бабушки, цены немалой. И если ты мне сейчас сумку не отдашь, я этого кольца потом там не найду. И ты, выходит, станешь вором.

– Думаешь, самая умная?

– Думаю, уж поумнее тебя. Уж точно образованнее, – брякнула я, и совершенно напрасно. Не в моем положении переходить на откровенные грубости, но, когда я вижу Витю Постникова, меня, как Остапа, «несет». Я схватила сумку с ракетками и вылетела из комнаты еще до того, как Постников успел меня остановить.

Я нашла его в кафе неподалеку, он сидел один и смотрел в окно, хотя я сомневаюсь, что он видел там что-то. Его взгляд был обращен внутрь, на столе стоял высокий картонный стакан с кофе, к которому Саша не притрагивался. Его сумка висела, косо подвешенная за ремень на спинку соседнего стула. К этому столу прилагалось четыре стула, но два забрали – за соседним столом обедала шумная компания. Саша не замечал ни громких голосов, ни смеха, ни звона посуды. Я заметила, как к нему подошел официант, на лице его был написан вопрос: «Ну когда же этот молчаливый товарищ уйдет и освободит столик?» Да, с чашки кофе чаевых не получишь.

– Что-нибудь еще? – донеслось до меня, пока я протискивалась между столиками. Саша вздрогнул, оторвал взгляд от окна и посмотрел на официанта так, словно пытался понять, где он и откуда здесь взялся прыщавый парень в фартуке.

– Мне, пожалуйста, капучино с сердечком – только нарисуйте нормально, не жалейте корицы, – усмехнулась я, глядя, как разочарование исказило лицо официанта. – И принесите какой-нибудь пирог. Есть у вас что-нибудь с вишней?

– У нас только яблочный штрудель, – процедил официант. Я улыбнулась насколько могла лучезарно и согласно кивнула.

– Значит, яблочный штрудель. – И я бросила сумку с ракетками к Сашиным ногам. До него не сразу, но дошло, что я вызволила его ракетки из постниковской неволи. Я ожидала чего-то большего: улыбки, благодарности, вопросов. Негодования, криков, обещания раскатать их всех там, показать им всем там.

– О! – только и сказал он, словно остальные буквы алфавита были в данный момент ему недоступны. Особенно гласные.

– Ого! – Я плюхнулась рядом. На стул, на спинке которого висела сумка Гусева. Кроме как это «О», он никак не отреагировал на мое появление. Он не был рад, не был огорчен, не искал моей поддержки. Это было так на него не похоже, он никогда не впадал в такой анабиоз. Саша Гусев! Самый веселый, отзывчивый, доброжелательный и улыбчивый человек из всех, кого я знала.

– Ну что? – спросила я, когда устала молчать. Я испугалась, что, если молчать дальше, Саша забудет, что я тут. – Ты как?

– Не очень хорошо, – пробормотал он, вместо голоса – шелест листьев под ногами, осень.

– Вот забавно, я и в нормальные дни на такой вопрос бы точно ответила «все очень плохо», а у тебя, значит, «не очень хорошо». В прилагаемых обстоятельствах не так уж плохо. Значит, держишься?

Саша посмотрел на меня с удивлением, словно до него не совсем дошел смысл слова «держишься».

– На тренировку поедешь? – спросила я, просто чтобы снять это чудовищное напряжение, давление, от которого у меня почти разболелась голова.