– Я полагаю, вы уже слышали о вашем отце, до того, как я связался с вами? – спросил Декер, неловко держа в своей ручище хрупкий фарфор.

– Да, видела в новостях, – ответила она сдержанно.

– Как ближайшего родственника, вас, вероятно, попросят дать кое-какие показания. Так, для проформы. Мы ведь знаем, что это он.

– Я бы предпочла этого не делать. На самом деле мне лучше бы вообще дистанцироваться от всего этого.

– Но ведь он же ваш отец?

– Ну да. Убивший четверых.

– Вы единственная из близких родственников. А на повестке еще вопрос похорон.

– Государством он должен как-то решаться. Я о тех, чьи похороны оплатить некому. Его нельзя просто кремировать?

Взгляд Декера кочевал по помпезному интерьеру зимнего сада, где преобладали мотивы ретро.

– Думаю, что да – для тех, кому расходы на похороны не по карману.

– Я знаю, вы, должно быть, считаете меня страшным человеком. Но дело в том, что я своего отца не видела с тех самых пор, как он сел в тюрьму за убийство тех людей.

– Вы никогда его там не навещали?

– С какой стати? – Она подалась ближе и с жаром заговорила: – Поймите: у меня новая жизнь, над которой я очень много работала. Брэд, мой муж, о моем прошлом ничего не знает. Из Берлингтона я переехала, долго приводила себя в порядок, официально сменила фамилию, окончила колледж, начала работать в финансовой сфере и встретила своего будущего мужа. Мы поженились, теперь я полноценная мама, и мне это нравится.

Декер огляделся по сторонам.

– Чем, если не секрет, занимается ваш муж? Он, видимо, хорошо зарабатывает.

– В самом деле. У него своя элитная платформа по трудоустройству.

– Элитная?

– Охватывает руководителей корпораций, юриспруденцию, финансы, производство. Кремниевую долину со всеми ее хайтековскими позициями. Лоббизм, оборонная промышленность, даже правительственные должности. Очень успешный бизнес.

– Н-да. Мне до этого не допрыгнуть.

Митци сделала паузу для глоточка кофе.

– Так что, как видите, я совершенно не желаю возвращаться к моей прошлой жизни. Нет и желания, чтобы о моей… борьбе знала родня. Моему мужу, в сущности, известно только то, что я сирота. Сейчас я себя таковой и сама считаю.

– Ваша мать, насколько помнится, умерла еще до того, как ваш отец предстал перед судом.

– И слава богу. Это бы ее доконало.

– Ваш отец не пытался с вами связаться, когда был в тюрьме, или после того, как оттуда вышел?

– Он мне писал оттуда письма. Но я на них не отвечала. А при переезде не оставила адреса для пересылки.

– Ну а после того, как он вышел из тюрьмы?

– Я об этом и понятия не имела. Думала, что он сидит пожизненно.

– Ну да, как и все остальные. Включая его самого.

– А почему его, кстати, выпустили? В новостях об этом ничего не сказано.

– Он был смертельно болен. Очевидно, штат не хотел оплачивать за него счета.

Она кивнула, но ничего не сказала.

– Вы уверены, что он не пытался на вас выйти?

– Где я нахожусь, он никак не мог знать. Говорят, его кто-то застрелил? Вы уверены, что это не самоубийство? Вы же сказали, он умирал.

– Нет, самоубийством это быть не могло. Не могу сказать почему, но просто поверьте на слово.

Она откинулась назад.

– Странно как-то. Кто хотел причинить ему боль? Ведь столько лет прошло.

– Некоторым людям свойственно таить в себе давние обиды. Буквально жить ими.

– Вы имеете в виду вдов? Как их, еще раз, зовут?

– Сьюзан Ричардс и Рэйчел Кац.

– Полагаю, вы с ними уже связывались.

– Было дело.

– И что?

– И ничего. Продолжаем расследование.

– Так чего вам нужно от меня? По телефону вы сказали, что просто хотите поговорить. И я вам говорю: об убийстве моего отца я ничего не знаю.

– А я хочу поговорить об убийствах, за которые он был осужден.

– В чем смысл такого разговора?

– Что, если ваш отец их не совершал?

Ее лицо слегка осунулось.

– Это безумие. Что значит «не совершал», когда он их совершил?

– Откуда вы знаете?

– Вы же сказали, что он был за них осужден. Вы сами помогли его разоблачить. В доме были найдены его отпечатки пальцев и ДНК.

– А вас не удивило бы, что он вернулся в Берлингтон, заявляя о своей невиновности? И хотел, чтобы я ее доказал?

– Удивило бы это меня? Нет. Но меня бы удивило, если б вы отнеслись к этому серьезно.

– Может, и так. Но он вернулся и заявил, что невиновен, а его затем кто-то убил, причем в тот же день. Как вам такое?

– Как я уже сказала, у вас есть двое потенциальных подозреваемых.

– Вдовы. Вы, кстати, знаете, что они до сих пор живут в Берлингтоне?

– Зачем это мне? – быстро спросила она.

– Вы сказали, что они были бы в вашем списке подозреваемых. И им надо было жить в Берлингтоне, чтобы осуществить все так быстро.

– Это так, предположения.

– Митци, я вас попрошу: давайте еще раз пройдемся по материалам дела?

– Неужели это настолько обязательно? Я столько сил положила, чтобы от всего этого отрешиться.

– Это в самом деле важно. И не займет много времени.

Она взглянула на часы.

– Точно, не займет. Мы с мужем собираемся сегодня на ужин. Мне бы очень хотелось, чтобы к его приезду вас здесь уже не было. Иначе от меня потребуется слишком много объяснений.

– Я постараюсь не затягивать.

Она вздохнула, налила еще одну чашечку кофе и откинулась на спинку стула, выжидательно глядя на настырного детектива.

– Итак, вы говорили, что ваш отец в тот день ушел около трех.

– Ну, может быть. Давно это было.

– Так указано в ваших показаниях.

– Ну ладно, указано так указано, – вяло отмахнулась она.

– Обнаружили его ближе к утру. Он гулял в той части города, которую по тем временам можно было назвать небезопасной.

– И что с того?

– А раньше он в той части города бывал?

– Я не вникала. Вряд ли.

– Ну а вы там бывали когда-нибудь?

Она напряженно помолчала.

– Вы имеете в виду, когда искала, где раздобыть наркотики? Не знаю. Может быть.