мозги в кляре с панировкой из белых сухарей.

– …только их сначала надо отчистить от мозговых оболочек, пассеровать 5 минут, а потом сдобрить сухим базиликом, смочить в кляре, обвалять в панировке и жарить на фритюре минут 5—7.

Фельдшера глотали слюни, а ЭМЧЕЭСники были в ахуе от наших разговоров.

* * *

Я акушерка. Шестилетний сын уже год как решил стать анестезиологом-реаниматологом – увлеченно «интубирует» мягкие игрушки и отрабатывает на кукле младшей сестры СЛР. В общем, в доктора играет. Так вот в одном из моментов игры высказался:

– Врач должен все время учиться, хорошо видеть и беречь свое здоровье… (пауза)… от пациентов!

* * *

Прием вызова занимает ничтожно мало времени. А вот ошибочное решение диспетчера, вызванное неполной или неверной информацией, нередко становится фатальным. Представьте: свободны две бригады – врачебная и фельдшерская. Поступают два вызова – ДТП («скорее приезжайте, тут человеку ногу оторвало!») и «плохо, причина неизвестна» («да не знаю, что плохо, приезжайте и сами смотрите!»).

Естественно, врачебная на ДТП, фельдшерская на «плохо». На ДТП – перелом фаланги пальца, на «плохо» – инфаркт с отеком легких, а фельдшер работает один и оказать всю помощь своевременно в полном объеме банально не может физически.

Фельдшерская зовет на помощь, но свободных бригад нет, а врачебная теряет время с долбоебом, которому не с кем машину разбитую оставить, с «гаишниками потрындеть срочно надо и вообще». В результате врачебная, потеряв целый час, сдает в травмпункт ничтожную травму. И, наконец-то освободившись, едет в помощь фельдшерской, поспев к окончанию реанимационных мероприятий. Ведь из-за тупых кретинов, не ответивших нормально на вопросы диспетчера, умер человек.

* * *

Коммуналка. Две ненавистные друг другу соседки. Обеим уже хорошо за 50. Пакостили они взаимно, но помаленьку. Одна в кипятившееся белье грязь со штиблет соскребет. Другая перец в суп насыпет. Короче, взаимная «любовь». Скорую вызвали милиционеры, приехавшие на крики пострадавшей. Марьиванна с утреца борщик поставила варить. Кларазахарна еще не забыла историю с бельем. Пробралась на кухню и навалила в борщик гуталина. Марьиванна пришла на кухню и, попробовав супчик, взревела аки бизон. Схватила первое попавшееся под руку (терку) и побежала мстить. Милиционеры (тогда еще) застали следующую картину. Марьиванна, сидящая на дико вопящей Кларезахарне, в мясо натерла жопу обидчице.

Так закончилась их «любовь» кровавой бойней и натертой жопой.

* * *

Девчонку 14 лет фельдшер послушал, предположил – пневмония справа. Отправляет в ЦРБ на снимок. Мамашка не работает, но с дочерью не едет. Поселок в 15 километров от города, на оживленной трассе, автобус девочка уже пропустила, и мама… ей предложила ловить попутку.

Девчонка до больницы добралась нормально. Делаем мы ей снимок – правосторонняя средне-нижнедолевая полисегментарная пневмония. Нужно оформлять в отделение, но направления нет. По указанию зав R-кабинета за руку веду к педиатру на прием, берем направление на госпитализацию, привожу в приемное отделение, отдаю бумаги, сажать на скамейку перед на оформление.

Через час в приемную главврача звонок из области – ребенка с пневмонией отправили одну домой. Разобраться!

Оказывается, девочка из приемника позвонила маме, та приказала ехать домой. Дите с температурой под 39 приехала, правда автобусом, маманька посмотрела на бумажки и подняла хай до облздрава.

Приехала к нам в R-кабинет ругаться.

Я ей пыталась объяснять – не получилось. Ор на весь этаж. Я встала, хотела рот заткнуть, но опередил мой завкабинетом.

Тихо, спокойно:

– Почему больного ребенка, несовершеннолетнего, отправили в больницу одну? Я пишу заявление в соцслужбу, детскую комнату милиции и исполком о лишении родительских прав.

Маманька уткнулась в пол и на полусогнутых вылетела из кабинета.

А девочку пролечили, все хорошо.

* * *

Хорошо быть маленькой, худенькой, заплетать две косички «колоском», хлопать глазками и мило улыбаться. И тогда, когда никто не ожидает, применять навыки вечерних занятий по боксу и самбо.

Привезли жулика в больницу, конвой – три толстяка, недовольны, что со злом придется в больничке маяться. Пока оформляли документы, слышу, что все затихли, ну думаю, достал он выеживаться, вот и вырубили его. Не тут-то было! Ржет!

Захожу в палату, слышу, как он говорит санитарке: – Я тут насрал, а ты убирать будешь, – и поганенько так лыбится.

Слегка офигеваю, так как посреди койки действительно куча. Конвой молчит. Говорю:

– Ты щас это жрать будешь, и тебе это будет нравиться.

Ржет.

Удар по морде. Зло оказывается ровнехонько носом в дерьме, конвой мило отводит глаза, санитарка благодарно улыбается, прибежавшая на шум медсестра спрашивает, хочет ли жулик добавки, а док интересуется чем ему заниматься: пулевыми ранениями, выбитой челюстью или жопой страдальца.

* * *

У родителей был мальчик лет 5—6, очень нервный. И когда ему в чем-то отказывали, он падал, бился в истерике и на высоте истерики обсирался. Причем делал это регулярно, где угодно – дома, на улице, в магазине. Мать его таскала по врачам, лечила. И вот однажды приходит домой и слышит истерику в ванной, заглядывает, а там отец мажет говном лицо и голову сыну! На жену глянул:

– Выйди немедленно!

Потом надел сыну на голову обосранные трусы и сказал:

– Мойся и стирай трусы. Пока не сделаешь – не выйдешь! Я проверю!

И жену в ванную не пустил. Что бы вы думали? Больше – ни разу! Вылечил папа!

А врачи не смогли!

* * *

В 80-х годах работала в хирургическом приемнике. Поступает амбал 1.90 роста и веса полтора центнера с разбитой башкой. Приходит нейрохирург и начинает собирать анамнез, а в процессе неврологическим молоточком перед его глазами водит, по коленкам и предплечьям постукивает. Уж не знаю, что этому амбалу в башку взбрело, только кинулся он на доктора, повалил и под себя подмял, одни ноги из-под амбала торчат. Сказать, что я перепугалась – не сказать ничего, охраны в те годы никакой не было, во мне 50 килограммов. Позвонила я скорей в отделение с криком «наших бьют» и, пока врачи бежали бегом с седьмого этажа, подскочила я к амбалу и что было сил дернула за ногу. Амбал дернулся и затих, а я чувствую, что его нога с ботинком из штанины выходит и у меня в руках остается. Стою ни жива ни мертва, вниз боюсь посмотреть, тут хирурги прибежали и на вопрос, что происходит, получили ответ:

– Я ногу мужику оторвала.

Протез оказался.

Мужика в обезьянник, нейрохирурга на больничный, а меня два часа чаем отпаивали. Зато потом, если какой-нибудь буян поступал, хирурги ему говорили:

– Ты здесь не очень-то, а то сейчас