– Может быть, было бы проще, – робко промолвила экономка, – если бы кто-то распечатал их и рассортировал по степени важности…

Марвик рывком опустил газету. Четыре служанки замерли. Его охватило странное чувство – древнее, едва узнаваемое: смущение.

Он глубоко вздохнул.

– Я не желаю читать их. – Его голос оставался спокойным, и это уже что-то. – Мне неинтересно их содержание. Я не буду отвечать на них. Сожгите их, миссис Джонсон.

Лицо экономки представляло собой прелюбопытный прозрачный экран, за которым роились ее мысли. По легкому вздрагиванию одной ее брови Марвик понял, как ей не нравится его приказание. А потом едва заметное движение подбородка выдало ее смешное и абсолютно нелепое желание. Она собиралась спорить с ним.

– А что, если… – начала было она, но тут же осеклась.

Как он и предполагал, ее румянец стал еще ярче. Было что-то… интересное… в ее лице. Как просто читать ее мысли! Сколько времени прошло с тех пор, как он видел кого-то? Как давно он обращал внимание на мелкие детали, на нюансы чьего-либо выражения?

Боже, за последний год он не может вспомнить ни одного образа. Вообще ничего, кроме сада. Сада, который сейчас мертв. Но Аластер помнил его в полном цвету прошлым летом. Это все. Ничего больше. Словно разоблачение Маргарет, сущности которой он не смог разглядеть, ослепило его и мешало видеть почти все вокруг…

Герцог даже не помнил, кто пришел на ее похороны. Он не помнил ничего, кроме могилы, к которой он пришел несколько недель спустя. «Кем ты была?» – это единственная мысль, которая не давала ему покоя. «Кто здесь лежит?» «Кем ты была на самом деле?»

Но даже это было своего рода слепотой, огромным самообманом. И он удивлялся не Маргарет, а собственному неведению, тому огромному пространству, полному вещей, о которых он не догадывался и о существовании которых никогда не подозревал. Он, гордящийся своей способностью предвидеть все.

– Подожди! – услышал он голос миссис Джонсон. Одна из горничных хотела бросить письма в огонь. Та девушка была послушной служанкой. – Ваша светлость! – сказала экономка. Она встала так, чтобы попасть в поле его зрения. Судя по тому, как решительно вздернулся вверх ее подбородок, она собралась с духом. Такое мелкое наблюдение, а открывает так много! Когда-то раньше Марвик очень хорошо прочитывал то, что написано у людей на лицах. Когда-то он мог с тридцати шагов определить ложь. – Я представить не могу, что вы хотите сжечь всю вашу почту, – говорила экономка. – Что, если…

– Да, – язвительно промолвил герцог. – Прости, господи, если я пропущу приглашение на благотворительный бал.

Оливия нахмурилась, но промолчала. Его мозг сам сформировал ее ответ: «В этих письмах может быть бесчисленное количество важных сообщений».

– Я могла бы прочесть их, – сказала миссис Джонсон.

Он отложил газету.

– Вы… – равнодушно проговорил он. – Вы предлагаете прочесть мою личную корреспонденцию?

Даже горничные оторопело уставились на экономку. Герцог отметил это про себя со злобным удовлетворением. Они, как и он, тоже считают ее сумасшедшей.

– Ну-у… – Ее подбородок напрягся. – Полагаю, раз они годятся для печки, то, думаю, сойдут и для моих глаз. Если только у вас нет… секретаря?

Марвик фыркнул.

– Нет, – бросил он в ответ. – О’Лири вызвали домой в Дублин несколько недель… – Нет, с ужасом подумал он, несколько месяцев назад. – У меня нет секретаря.

– Что ж, тогда…

– Я его уволил. Он настойчиво рвался читать мои письма.

Экономка рассмеялась.

Герцог направил свой хмурый взгляд на поднос с завтраком. Так он пошутил? Боже, он совершенно сбит с толку. Ему кажется, что голова набита ватой. Крыльями летучих мышей, паками и ногтями. Сколько времени прошло с тех пор, как его мозг работал по-настоящему?

Взгляд перешел на заголовок.

– Ну и…? – спросила мегера. Это ее собственное слово. Себя она знает прекрасно, в этом Аластер не сомневался.

Так о чем она болтает? Он был не в состоянии вспомнить. «БЕРТРАМ – ЭТО БЛАГО». Герцог вспомнил про пистолет, спрятанный в его спальне. Его прежняя жизнь мертва. Без сомнения, он может вернуть ее. Но это не то, чего он хочет.

А хочет он устроить кровавые разрушения. «Давайте выпустим на свободу псов войны!»

– Ваша светлость…

– Да, – перебил он экономку только для того, чтобы она замолкла.

– Благодарю вас. – Герцог услышал шуршание ее юбок, когда она направилась к нему. Господь на небесах! Неужели она не может оставить его в покое? – Я хочу попросить вас еще кое о чем, – сказала она, усаживаясь напротив него, усаживаясь в его присутствии, не попросив разрешения и не извинившись! Это точно заслуживает резкого выговора. Марвик открыл было рот, но Оливия не дала ему сказать и слова. Прислонившись к комоду, она прошептала: – А вы на прошлой неделе случайно не съели пять фунтов трюфелей?

Боже правый, это еще что?

– Нет!

– Я так и думала. – Она сняла с себя очки, открыв его взору глаза удивительного светло-голубого цвета. Герцог внезапно забыл, что хотел сказать. Она протирала рукавом стекла очков, продолжая говорить. Впрочем, она могла бы нести полную бессмыслицу, потому что он не слышал слов, а продолжал молча смотреть на нее.

Ее глаза были точно такого же цвета, как небо над его садом прошедшим летом. В безоблачные дни, когда солнце ярко сияло, небо было именно такого цвета. И оно светилось над ним, как будто насмехалось. «Это не для тебя. Все это больше не для тебя», – словно говорило оно.

Экономка снова нацепила очки на нос, и блеск стекол скрыл прячущееся за ними чудо.

У экономок не бывает таких глаз.

– И я просмотрю ваши письма, – серьезно договорила она. Встав, Оливия пошла прочь, оставив его в… полном смятении.

Герцог осторожно вдохнул. Да, это не игра его воображения: она оставила за собой слабый аромат роз.

Это духи? Почему он раньше не замечал этого запаха? Именно таким Аластер представлял дух сада. Но он никогда не позволял себе открыть окно, потому что боялся разочарования.

Черт возьми!

Аластер снова вдохнул, и дверь за нею закрылась.

Его экономка пахнет, как лето.

– Займись своим делом!

Оливия, сидевшая за письменным столом в кабинете герцога, подняла голову и прислушалась. Последнюю реплику произнесла в коридоре Полли.

– Да ладно тебе, не притворяйся злюкой.

А это уже Викерз. Оливия со вздохом отложила письмо – четырнадцатое из прочитанных ею сегодня и адресованных герцогу. Вот уже две недели она просматривала эти письма и составляла списки с кратким содержанием каждого из них. Герцог брал у нее эти бумаги, не говоря ни слова, и, как подозревала Оливия, даже не удосуживался прочитать их.