— Мама! Он умер всего год назад! — поправил ее Лазарь. — И давай не будем осквернять память о нем ложью! Он был неудачником!

— Не смей спорить с матерью! — взвилась женщина и уже спокойнее спросила: — Значит, тот человек показал тогда Исааку золотой червонец?

— Да! Причем производства Яши! — раздраженно ответил Лазарь. — А твой брат тогда еще сидел!

— И ты нарисовал для полиции его портрет! — возмутилась она. — Что ты себе думал?

— Мама я сам себе не враг! К тому же уж ты-то знаешь, какой из меня художник! — отбивался сын. — Дяде Яше это повредить уже не может! А мне неприятности не нужны!

— Из Израиля никого не выдают! — уверенно заявила она.

— Сначала туда надо попасть! А если мы будем собираться такими темпами, то приедем как раз ко второму пришествию!

— Господи! Когда мы наконец отсюда уедем! — простонала Дора Михайловна и скомандовала: — Ну, что ты стоишь? Давай собираться!

А в это время сидевший в своей машине Степан рассуждал о пользе подслушивающих устройств, которые в этот раз себя не оправдали: Яков умер, а без него выход на неведомого заказчика придется искать самим. И он поехал разговаривать со второй женой Егорова.

Разбуженный рано утром, причем так, что воспользоваться туалетом он уже не мог, заспанный, с помятым от сна лицом, Гуров вышел из вагона. Толпа направлявшихся к подземному переходу пассажиров была довольно внушительна, так что он в своем неприметном виде легко в ней затерялся. Выйдя на привокзальную площадь, он огляделся: предлагавших свои услуги таксистов и «бомбил» было много, только Гурову спешить было незачем. Город он совершенно не знал — как-то не привелось ему здесь бывать, и он представления не имел, где искать улицу со странным названием Хвесина. Времени у него впереди было еще много — не соваться же к людям в такую рань, и он собрался пока решить насущные вопросы: хотя бы на скорую руку умыться и позавтракать. Идти на вокзал он не рискнул, а, потолкавшись среди торговавших всякой всячиной женщин, выяснил и местонахождение ближайшего туалета, и забегаловки, где он мог бы взять себе чай и съесть приготовленные для него Степаном, но так и не тронутые запасы, и как можно добраться до улицы с таким странным названием. Причину того, что торговки на него смотрели с неприкрытой жалостью, он понял, когда увидел свое отражение в зеркале: седая щетина на щеках, темные круги под глазами и немного опухшее лицо еще никого не красили.

Позавтракав, Гуров решил, чтобы убить время, пойти пешком, благо погода позволяла: дождя не было, довольно сильный и холодный ветер высушил асфальт. Застегнув дешевую, не иначе как китайского производства, куртку доверху и затянув завязки капюшона, он повесил кошелку на руку, сунул руки в карманы и пошел, как ему указали, прямо. К счастью, с чужой ноги ботинки не жали и не натирали ноги, а куртка оказалась довольно теплой. Так что Гуров, можно сказать, неторопливо гулял, посматривая по сторонам, а иногда и останавливался, чтобы разглядеть что-нибудь получше.

Улица Хвесина находилась недалеко от Волги и оказалась недлинной. Было уже начало десятого, взрослые люди ушли на работу, дети и студенты — на учебу, а дома остались только пенсионеры — они-то, знавшие в своем районе все и всех, и были нужны Гурову. Дом под нужным ему номером оказался добротным кирпичным или обложенным кирпичом почти особняком, и идти туда было бесполезно — новые хозяева вряд ли знали кого-нибудь из старожилов. Да, наверное, и не старались узнать — уж больно неказистыми были стоявшие рядом дома. И Гуров, перейдя к соседнему дому, постучал в окно, за которым явно кто-то был. Занавеска на окне дернулась, и показалось лицо очень пожилой женщины. Она открыла форточку и спросила:

— Тебе чего?

— Егоровых ищу, — объяснил Лев. — Только дом у них больно странный. Мне кажется, не может у них такого быть.

— Эк, что вспомнил! Из всей семьи только Колька один и остался, да и тот съехал, — воскликнула она. — А чего ищешь-то?

— Родня я им дальняя, давно друг друга из виду потеряли, а теперь вот приехал, чтобы узнать, как тут у вас в Саратове. Климат у нас уж больно неласковый, решили перебираться куда потеплее.

— Откуда же ты будешь? — поинтересовалась женщина.

— С Северного Урала, — ответил Гуров, потому что бывать ему там действительно приходилось, и он мог бы спокойно ответить на все вопросы, если бы они возникли.

— Эк вас судьба забросила! — покачала головой старушка. — Это по кому ж ты им родня? — насторожилась она. — Я их всех знаю. Ты с Вовкиной стороны или с Тамаркиной?

— С Тамаркиной. У ее матери была сестра, — начал импровизировать Лев.

Он решил, что в семьях, живущих в таких домах еще по-старому, с дедовских времен укладу, по одному ребенку вряд ли бывает, а если выяснится, что у Тамары был как раз брат, то сестра ведь может оказаться и двоюродной. Но старушка не дала ему закончить, а, всплеснув руками, воскликнула:

— Батюшки-светы! Нюрка беспутная нашлась! Ведь как, паршивка, из дома тогда сбежала, так больше и глаз не казала! Погоди, я сейчас выйду!

Через некоторое время калитка открылась, и одетая в ватник поверх халата и боты женщина поманила его рукой во двор, где он был тут же беспощадно облаян сидевшей на цепи крупной дворнягой. Правда, увидев, что угрозы гость никакой не представляет, она тут же вернулась в конуру — ветер возле реки был еще сильнее.

— Не обессудь, а в дом не пущу! — твердо заявила старушка. — Судя по виду, ты от Вовки недалеко ушел!

— Да мне-то ничего, вам бы не замерзнуть, — спокойно отреагировал на это Лев.

— Ты обо мне не беспокойся! — отмахнулась старушка. — Ты кем же Нюрке-то приходишься? Судя по возрасту, так и внуком можешь быть.

— Да вы знаете, я ей родня по мужу ее. Ее золовки сын, — ответил Лев, пускаясь в такие дебри, в которых ничего не понимал, и страшно боясь запутаться.

— Значит, поженились они таки с Федькой?

— Каким Федькой? — опять начал импровизировать Гуров. — Ее мужа Павлом звали.

— Вот ить неугомонная! — всплеснула руками старушка. — Бросила, значит, Федьку! А уж какая любовь у них была! Через него и из дома убежала. Давно померла-то?

— Да уж лет двадцать как, — наугад ответил Лев.

— Хорошо пожила, — одобрительно сказала женщина.

— Вы мне лучше расскажите, как здесь Егоровы жили и где мне теперь Николая искать, если он последним остался, — попросил Гуров.

— Да зачем тебе такая родня сдалась? — вздохнула старушка. — Ты, по всему видать, из простых, да еще и сидел, похоже, не в обиду тебе будет сказано, а он так высоко взлетел, что и не достать. Лучше и не суйся!

— Так хоть повидаться бы, — просительно сказал Лев.

— В Москве он, а где именно, черт его знает, — пожала плечами старушка. — А Егоровых там небось пруд пруди! В последний раз я его видела, когда он сына Вовку приезжал хоронить.